Мария Дахвана Хэдли - Магония (ЛП)

Они показывают мне снимок, и да, так и есть. Перо размером с мой мизинец. Оно могло взяться только из подушки, а перьевые подушки в моей комнате запрещены. Кто бы ни положил такую подушку мне на кровать – он попал. (Скорее всего, Эли. Папа потрясён не меньше меня.)

Я не думаю о голосах, которые слышала.

Не думаю о небе.

Не думаю о том, что вся моя жизнь – сплошной апокалипсис. Апокалипсические мысли, как известно, признак проблем с мозгом, а мозг – единственная часть меня, которая никогда не подводила.

– Какое может быть объяснение? – спрашивает папа, но технику ответить нечего.

– Доктор Сидху вызовет вас на повторный приём, – говорит Тодд. – Серьёзно, не рассказывайте ей, что видели это.

Естественно, я не впервые вижу результаты своего сканирования. Все мне всё показывают. Так случается, когда ты пожизненный пациент. Я расшифровываю снимки МРТ дольше, чем Тодд. Но это не значит, будто сейчас я не встревожена.

Тодд тоже волнуется. Точно знаю. Он тихонько насвистывает, что вроде как должно меня успокоить, но только вгоняет в панику.

В его свисте, конечно, нет никаких слов или намёков на слова. Ничего, вот только я всё равно слышу слова в каждом звуке. Сейчас мне всё кажется наделённым смыслом, что бы я ни улавливала. Треск полов. Скрип дверей.

Я вновь надеваю одежду и различные металлические прибамбасы. Серёжки. Цепочку. Ненужный лифчик.

«Аза, выйди наружу».

То, что я слышу это вперемешку с каким-то птичьим пеньем?

Это не имеет отношения к моим страхам, ночным кошмарам или любым другим заморочкам, которые меня беспокоят.

Бессмысленно.

Полная ерунда.

Удивительно, но нам разрешают покинуть больницу. Завтра нужно вернуться, чтобы ко мне в трахею залезли маленьким пинцетом. Бывало и хуже. По крайней мере, это не полноценная операция. Я стараюсь не думать о том, что мне будут вынимать перо, а не брать очередной мазок; о том, что всё неправильно; о том, что до дня рождения осталось пять дней.

Я не думаю о моей груди, там, где сходятся рёбра, и не представляю, как бы они выглядели широко раскрытыми: двойные двери, ведущие в чей-то заросший ядовитый сад.

В любом случае хирурги не так добираются до лёгких. Но мне почему-то кажется, что дело не просто в лёгких… Мои рёбра гремят, словно птичья клетка. Там нет ничего, чего там быть не должно. В этом я пытаюсь себя убедить, пока мы идём по парковке.

Небо полно огромных грозовых туч, но я на них упорно не смотрю. Желания вновь увидеть какой-нибудь корабль нет. С этого начались все проблемы, и я хочу, чтобы всё вернулось на свои места. Несмотря на тёплую одежду, меня пробирает дрожь.

– Ну ладно. Я всё же спрошу, – говорит папа. – Признавайся, Аз. Ты курила?

Я смотрю на него:

– Дело серьёзное, Генри. А ты ведёшь себя совсем несерьёзно.

– Теперь я Генри? Нет уж, можешь продолжать называть меня папой. Сигареты? Травка? Кальян?

Кальян. Папа и правда это спросил. Словно мы где? Да, кальяны существуют, я видела заведения в университетском районе, где люди курили, выглядя при этом возбуждёнными и одновременно так, точно их сейчас стошнит. Но в самом-то деле! По-настоящему курящего кальян человека я могу представить только в «Тысяча и одной ночи».

– У меня в запасе нет тысячи и одной ночи, чтобы курить, даже если бы я хотела. А я не хочу, потому что кальян станет курить разве что персонаж романа или тот, кто точно не я.

– У тебя в запасе есть тысяча и одна ночь, – убеждённо отвечает папа. – Даже две тысячи и одна. Тридцать тысяч и одна.

И улыбается, будто его слова – чистая правда.

Когда мне было десять, отец отнёс меня на батут к нашему соседу и мы прыгали и прыгали вместе. Несмотря на абсолютный запрет. Наперекор предписаниям докторов, наперекор маминым правилам. Мы прыгали. А потом папа опустил меня на землю, сделал сальто назад и поклонился. Судя по всему, он неслабо потянул какую-то мышцу и тем не менее улыбался.

«Вот, – сказал он тогда. – Именно так выглядит тот, кому не следует скакать вверх тормашками, когда скачет вверх тормашками. На случай, если тебе было любопытно на такое посмотреть».

– Не беспокойся о пере, – говорит папа теперь. – Я же вижу, ты переживаешь. Мы справимся. Я крутой мастер единоборств. Если вдруг окажется, что в твоей спальне тусит Большая Птица, [2] Персонаж «Улицы Сезам». я её прикончу.

Вообще, это странно утешительно, учитывая мою уверенность в скорой смерти. Здорово, когда отец готов объявить войну как устоявшимся правилам, так и Большой Птице.

– Даже если эта птица из Хичкока? – уточняю я.

На секунду в машине повисает тишина, мы с папой сидим, представляя, как бы выглядели « Большие птицы» [3] «Птицы» - фильм Хичкока. : полное небо жутких длинноногих жёлтых птиц, что пикируют вниз, бомбардируя нас. Поначалу это смешно, но затем – гораздо тревожнее, чем вы думаете.

– Плевать, – говорит папа. – Я всё равно бы боролся с ней ради тебя. Ощипал бы её начисто.

Я посмеиваюсь всю дорогу до дома.

На крыльце меня ждёт Джейсон Кервин. Сейчас только два часа, значит, он не там, где должен быть, а именно – не в школе. Папа осознает это одновременно со мной и вздыхает.

– Хочешь, чтобы я тебя отпросил? – спрашивает он у Джейсона.

– Серьёзно? За кого вы меня принимаете? Всё схвачено. Я на приёме у стоматолога. Обычная чистка, что перерастёт в маленькую челюстную операцию, требующую пары дней восстановления. – Джейсон поворачивается ко мне: – Завтра я иду с тобой в больницу.

Можно только догадываться, как он узнал, что завтра мне снова в больницу.

Джейсон уже давненько собирает информацию. А ещё он предприниматель с тремя патентами, один из которых на химический состав, что при распылении на одежду очищает её в считанные секунды. Баллончик крошечный, размером с батарейку, так что можно носить с ключами как брелок. Джейсон изобрёл спрей для тех, кто не хочет попасться родителям с куревом. Сам он не курит – а кто б стал, когда у лучшей подруги смертельная болезнь лёгких, названная в её честь, – но заметил спрос.

Второй патент на маленькую пластмасску, что крепится к гостиничным – или больничным – простыням и помогает заправлять их на манер ложки для обуви. Вдвое экономит время. Изготавливаются эти штуковины в Нью-Дели, в местечке под названием «Завод Кервина». Джейсон управляет всем этим делом с мобильника. У нас возникали споры по поводу рабочей силы и сомнительной политики аутсорсинга, но я проиграла. Джейсон порой так обсессивно-компульсивен, что даже мне не дано постичь. Его видение завода превзошло мои утопические идеи о вещах ручной работы, созданных в основном из дерева. В общем, Джейсон не идеален. Иногда он делает что-то просто потому, что может – и вовсе не тем способом, коим должно.