Антон Емельянов - Маска из другого мира

— О, это одна из темных жемчужин нашего города, — широко улыбнувшись, ответил я девушке, но потом заметил, что она испытывает вовсе не удовольствие, замешанное на любопытстве.

Она была встревожена! По крайней мере смущена точно… Тогда вряд ли это сон — такое беспокойство может вызвать только что-то реальное. Может, Вика прочитала очередную журналистскую байку о наркопритонах или пропавших людях, замурованных в толстых стенах? А то у нас любят подобное — про Константиновский карьер, например, рассказывают, будто бы там бандиты в девяностых коммерсантов топили, сковывая ноги бетоном. Те из-за тяжелого груза не могли выплыть и оставались увязшими в донный песок, торча из него будто подсвечники — так, якобы, называли этих утопленников. Бр-р!

— Не бойся, все эти жуткие истории о Морозовских казармах — преувеличение, — попытался я исправить впечатление. — Так обычно и бывает: чем ярче место, тем больше ужастиков про него рассказывают. Ты бы знала, сколько ходит хорроров о Лувре… Кстати, разве ты казармы до этого еще не видела?

— Какие еще истории? — девушка словно выцепила из моей длинной речи только начало. Она повернулась ко мне и уставилась своими огромными синими глазами, которые, казалось, расширились еще сильнее. — Я здесь не была ни разу!

— Мистика, — удивился я. — Если хочешь, я тебе потом расскажу подробнее. Это просто идеальное место для съемок. Пойдем?

Вика не ответила, по-прежнему разглядывая старое массивное здание, возвышавшееся впереди. К нему вел узкий проход между двумя вереницами спецтехники — автобусов, пикапов, легковушек, фургонов и прочих машин. Взад и вперед деловито сновали киношники всех мастей, нас моментально вычислила юркая девушка с ближневосточной внешностью и подошла ближе. Кажется, это Алия — такой контакт мне предоставила моя знакомая кастинг-агентша.

— Вы от Лукерьи? — уточнила она, направив в нашу сторону карандаш. — Миша и Вика, правильно?

Едва дождавшись кивка, наша провожатая развернулась и сделала знак следовать за ней. Мы едва поспевали за ее быстрым шагом, уворачиваясь от операторов со штативами и грузчиков, несущих разобранные декорации. Навстречу неожиданно выскочил пионер в красном галстуке и обгоревшим лицом, и я сперва отшатнулся, а потом уже понял, что это грим. Мальчишка рассмеялся, но не обидно, и в следующую секунду его уже накрыло потоком массовки.

— Нормально так заплатили, надо будет еще сняться, — громко обсуждали свои гонорары взъерошенные студенты.

— Молодец, Саня, что нас вытащил…

Ответ этого неизвестного Сани я уже не услышал, потому что Алия свернула в сторону небольшой кучки разномастных участников съемок. Одеты они все были в духе конца сороковых и начала пятидесятых годов — военные, милиционеры, медсестры, рабочие, обыватели… А называлась картина почему-то «По ту сторону войны», но я, исходя из своего опыта понимал, что это рабочая версия, и на прокатном постере будет совсем другой текст. Впрочем, какая разница — главное, чтобы сняли не хуже, чем тот же «Поезд в Пусан». И декорации пятидесятых, к слову, могут добавить нашей картине самобытных штрихов. Я даже понимаю задумку киношников, почему снимать решили именно здесь: во-первых, сам район уникальный, тут любое десятилетие двадцатого века можно снимать, а во-вторых, рядом проходит Октябрьская железная дорога, совсем неподалеку вокзал и станция Пролетарка. Вот и локация для поезда в Пусан… То есть, конечно же, в Санкт-Петербург. Подумав об этом, я улыбнулся, довольный действительно интересным проектом. А еще мне было интересно посмотреть за тем, как будут проходить съемки — все-таки референс в этом плане довольно специфичный. Справятся ли наши ребята? Впрочем, именно операторы у нас в последнее время снимают чуть ли не на уровне Голливуда, а вот остальным еще бы прибавить. Ну да я еще подрасту…

— Что тут происходит? — Вика по-прежнему находилась в прострации, но не из-за особенностей фильма. Ей явно не давала покоя эта сатирова казарма.

Она смотрела на нее так, будто внутри полыхал крематорий или японский «Отряд 731» ставил в одном из коридоров жуткие опыты над людьми.

— Успокойся, — я мягко взял ее под локоток. — Не знаю, что тебя напугало, но в этих домах ничего страшного нет. Они просто старые и немножко грязноватые.

— Оу, Хвостовский! — раздался знакомый голос, и я едва сдержался, чтобы не поморщиться.

От толпы статистов и исполнителей эпизодических ролей отделились двое парней в рабочих спецовках — я не сразу узнал их из-за обезображивающего грима. Так и есть, Васька Подгуменный и его приятель Вовка Бочкин, предпочитавший, чтобы его называли Вольдемаром Боденом. С Василием мы были знакомы давно, вместе катались на велосипедах, а еще он частенько приглашал нас с Сашкой и Лариской на шоу исторических реконструкций — он увлекался Второй мировой, сам шил униформу и собирал артефакты вроде патронов, котелков и именных вилок. С ним всегда было интересно общаться, он мог рассказать многое о войне, об армиях стран мира, о малоизвестных событиях, да и просто о своем непростом увлечении. Помню, Лариска воспользовалась случаем и взяла у него интервью для своей газеты, жадно записывая истории о задавленных танками коллегах-реконструкторах, контуженных новичках и «черных копателях».

А вот Вовка, он же Вольдемар Боден, в итоге оказался чем-то вроде злобного двойника Васьки. Они вместе состояли в тверском клубе реконструкторов, вместе участвовали в постановочных шоу и тоже при случае снимались в кино. Вот только Вовку-Вольдемара перекосило на немцах, и он упорно, если позволял сценарий, старался играть только их, высказывая порой сомнительные взгляды на жизнь и на ту страшную войну… Слышал бы его мой покойный дедушка, без зазрения совести открутил бы голову.

Вот почему я совсем не обрадовался этой встрече — если бы Подгуменный был один, совсем другое дело. Но придется поздороваться и, возможно, пообщаться с обоими.

— Привет, парни, — кивнул я. — Это Виктория, актриса тверского ТЮЗа, моя коллега. Это Василий, мой хороший приятель. А это…

— Вольдемар, — осклабился Бочкин, присев в утрированной галантности и ухватив Вику за кисть.

Пользуясь замешательством девушки, он притянул ее руку в белой перчатке к себе и, противно чвакнув, поцеловал. С учетом его зомби-грима получилось еще более отвратительно. Кажется, на этом фоне даже культовая по своей уродливости сцена с поеданием помидорок наместником Гондора могла утратить свои позиции.

— Мое почтение, фройляйн, — любителя немецкой культуры распирало от удовольствия, а я краем глаза заметил, что Ваське явно было за него стыдно.