Алекс Гарридо - Зигмунда Фрейда [СИ]

Я не вижу их. Хотела бы я видеть их сейчас. Но они там у себя, а я здесь у себя, и ночь. Они думают, что я сплю. Они не знают, что я слышу их. Всегда слышу их. Надеюсь, что не знают.

— Я хотел бы изменить все это. Пока не знаю как. Чтобы она стала просто девочкой. Просто девочкой, как все. Просто ребенком. Играла. Плакала. Кружилась в своих пачках. Рисовала принцесс.

— Она все это делает, разве нет?

Я не понимаю, что говорит папа.

Я не знаю, хочу ли я снова стать такой, как была раньше. Я точно хочу, чтобы со мной не случилось ничего из того, чего я не хочу помнить. Если бы так могло быть. Если бы оно не случилось — пусть бы оно не случилось никогда.

— Я хотел бы защитить ее от этого.

— Ты даже не знал ее тогда, — говорит мама.

— Я хотел бы все исправить.

Я не понимаю, что говорит папа. Во мне нечего исправлять. Я не неправильная. Я такая. Другой меня больше нет. Нет вообще. Папа хочет другую девочку?

— А если ты не сможешь этого сделать никогда? Вообще никогда. Совсем.

— Совсем-совсем?

— Что с тобой? Тебе страшно?

Я замираю. Если сейчас он…

— Да. Я боюсь, — отвечает папа, и я падаю спиной в подушки и плачу, плачу. Он не врет. Он не откажется от меня.

И я не могу понять, кто из них плачет там, со мной.

— Ну, может быть, это и к лучшему… что моя смерть будет не чужой мне… не посторонней…

— Да ладно тебе, говорит мама. Ничего особенного. Каждый ребенок рассказывает родителю про его смерть.

И я шепчу ему из моей темноты: Ни к кому не приходит — чужая. Ни у кого не бывает посторонней смерти, папа. Но я тебе не смерть. Я тебе просто Зигмунда Фрейда, твоя дочь.

Потому что они сказали ему: вы пришли, гачупины, а после — гринго, вы пришли и захотели убить нас и убить наших богов. И убивали, и убивали. И вы захотели отнять у нас, немногих выживших, наших богов. Но наши боги живы, они не оставят нас, и мы не оставим их.

Потому что они сказали ему: ты пришел и захотел отнять у нас нашу Миктекацихуатль, нашу госпожу, наше мертвое дитя. Но мы идем по твоему следу — и мы пришли, и мы не оставим наше мертвое дитя. Мы поднесем ей в дар твое сердце и твою кровь, ты станешь жертвой на ее алтаре, чтобы она была довольна. Ты ничего не сможешь — ты болен, гринго, ты ранен, ты почти мертвый, но мы не дадим твоей жизни ускользнуть мимо алтаря. Наше мертвое дитя, наша госпожа будет довольна.

Потому что он сказал им только одно слово, из тех, которые мне нельзя говорить при маме.

Потому что он был смерчем и грозой, был шквалом и лавиной, и черные ножи мелькали вокруг него, как листья, подхваченные ветром, и летели за ним, и летели сквозь него, и не могли его остановить.

Потому что они не знали, что его сердце и так принадлежит мне.

Меня зовут Зигмунда Фрейда.

Теперь так.

Еще я древняя богиня, и этого уже не отменить. Я владычица мертвых душ, повелительница нижних миров. Но это мне не к спеху, этим я еще успею заняться. Те, кто взывали ко мне и вызвали меня из забвения и безразличия, конечно, ожидали, что я приму их службу и сама стану служить им — а для чего еще людям боги? — незамедлительно.

Но кроме того, что я Зигмунда Фрейда и Миктекацихуатль, я еще и маленькая девочка Марьяроса, седьмая дочь своего отца, лишняя. Не задорого она досталась моим почитателям, и тот, кто продал ее, не знал, что ей повезло: она даже не умерла, а только душа ее подвинулась в этом теле, впустив еще и меня, и, свернувшись калачиком в глубине, спит теперь. Я выпускаю ее поиграть в куклы и побегать со щенком, но она здесь больше не хозяйка.

А могли бы отправить ее на улицу, торговать маленьким слабым телом. Или работать на подпольной фабрике. Или на тайной плантации. Или распотрошили бы на заплатки к чужим изношенным телам. Ей повезло, но лучше не вспоминать об этом. Ее больше нет, потому что я вошла — и в близком соседстве со мной она умерла бы на самом деле, истончившись и рассыпавшись в пыль.

Меня пригласили в нее так: искупали ее в крови и нарисовали на ее невинном лице мои знаки, жалящими иглами втиснули краску в ее тонкую смуглую кожу, а душу ее проводили и помянули, как покойницу.

Но некто, не разбиравшийся в тонкостях ритуала и не понимавший, во что он ввязывается, похитил ее безжизненное тело и увез в свой дом — и удержал ее душу на поверхности мира, не дав ей кануть в девятый ад.

Теперь мы с ней вместе. И это нас вместе зовут пышным и нелепым именем, от которого люди ежатся или глупо хихикают — так же, как от нашего красиво разрисованного лица.

Мне не к спеху, обойдутся, подождут свою богиню. Я дам этой маленькой девочке вырасти и повзрослеть, я буду охранять ее. Я поживу немного ею, а потом она будет жить мной.

Я не знаю, как объяснить это папе и маме. Я не знаю, надо ли им еще что-то объяснять. Я научусь не слышать их или хотя бы не подслушивать.

Когда-нибудь я возьму их за руки и провожу в мое царство. Тогда я отпущу с ними Марьяросу, и Зигмунды Фрейды больше не будет, буду я.

Но мне не к спеху. У меня есть все время этого мира. Я буду жить с ними, радоваться, печалиться и любить с ними. Я научусь танцевать.

29 ноября 2013 г.