Оксана Токарева - Царевна-лягушка для герпетолога

— Не могла я вас тут одних на погибель бросить! — призналась я, откусывая и кладя в рот Левы малюсенький кусочек, который тот медленно и сосредоточенно прожевал.

Из дряблых пустых десен уже начали появляться зубы.

Следующий кусок вернул цвет губам и румянец на щеки, ставшие упругими, как бока спелого яблока или пушистого и достаточно колючего персика. Отросшая за дни наших блужданий щетина и волосы, из седых тоже постепенно становились просто молочно-золотистыми.

— Вот так-то лучше, — всхлипывала я, наблюдая за преображением любимого. — Ты, кажется, даже стал моложе.

— Не надо моложе, — запротестовал Лева, обнимая меня вновь обретшими прежнюю силу руками. — Я всегда хотел быть старше тебя. Вот мне наука, чтобы был осторожнее в своих желаниях.

— Да какая разница! Годом больше, годом меньше, — воскликнула я, отвечая на его поцелуй и помогая подняться. — Главное, ты теперь здоров.

— Надолго ли? — помрачнел Лева, на лице которого блаженная улыбка исцеления сменилась обреченностью, будто действие золотого яблока резко закончилось.

В заботах о любимом я недальновидно забыла о Константине Щаславовиче, радуясь лишь тому, что, занятый дегустацией, он мне не чинит в лечении препятствий. Теперь же я видела, что на месте аффинажного короля стоит жуткий монстр, готовый рвать на части миры и поглощать планетные системы. Хотя Бессмертный вернул личину респектабельного бизнесмена, под которой его в последнее время знали в нашем мире, он до такой степени напитался силой, что она могла в любой момент запустить цепную реакцию. А графитовый стержень, способный ее остановить или замедлить, находился неведомо где или был потерян. Стены в покоях дрожали, звенело стекло в аквариумах, а мрак Нави рассекали грозные зарницы.

Что же я, глупая, наделала? Я ведь с самого начала знала, что с нечистью бесполезно заключать какие-то договоры. Все равно найдет способ обойти. И на что же я рассчитывала? На поддержку Василисы? Но она и сама искала у нас защиты. А Лева хоть и встал в боевую стойку, расправив плечи, но щитов не создавал и духов призвать, кажется, не мог. Только спрятал в рукаве верную свирель.

— Ох, угодила ты мне, Марья-царевна! — плотоядно улыбнулся Константин Щаславович. — Так и я свое обещание сдержу.

В этот момент мне стало так страшно, как не было и на краю мира возле заветного дуба. В тот раз все произошло слишком быстро, и я даже не успела зафиксировать миг, когда реальность превратилась в кошмар без пробуждения. Сейчас Бессмертный приближался медленно и тяжело, словно приноравливаясь к своему новому могуществу, которое ему очень хотелось на ком-нибудь опробовать. Похоже, мы с бабушкой неправильно истолковали предсказание Гамаюна.

Мы с Василисой мертвой хваткой вцепились в Леву. Но Константин Щаславович с легкостью преодолел сопротивление наших слабых рук, подвешивая моего бедного возлюбленного вниз головой над парапетом обширного балкона.

— Я, помнится, обещал его отпустить? — уточнил Бессмертный отодвигая пленника далеко за край и давая ему возможность оценить высоту башни и остроту камней, обломков механизмов и битого стекла, устилающих подножие. — Так я и сделаю.

Он снял заклятье, и Лева под наш с Василисой вопль полетел вниз. Я попыталась обратиться, чтобы любой ценой задержать падение. Но только наткнулась на невидимую стену и отлетела вглубь покоев, с ужасом понимая, что заключена в одном из аквариумов.

— Какая жалость, я забыл, что самонадеянный мальчишка в отличие от его отца не умеет летать, — прокомментировал свое деяние Бессмертный. — И от немертвых ему будет сложно отбиться. Хотя после золотого яблока он даже не сможет умереть, пока его по косточкам не растащат!

Я непроизвольно подалась вперед, натыкаясь на магическую преграду, но продолжая биться о нее, как обезумевшая от страха птица о стекло.

— Ну что ты дергаешься? — недовольно повернулся ко мне Константин Щаславович, которому после расправы над Левой заметно полегчало, как будто он сумел с помощью безвинно пролитой крови пленника загрузить свою адскую силищу в какой-то аккумулятор. — О тебе, Марья-царевна, у нас речи не шло. Я лишь обещал вернуть тебя в Явь. Но пока не решил, в каком виде: человеческом или птичьем.

Он прошелся, походя пнув простертую на полу Василису, которая, кажется, тоже хотела помочь Леве, и теперь откашливала кровь, отводя от шеи ненавистные лески.

— Возможно, если ты, Марьюшка, окажешься сговорчивей да разумней одной слишком строптивой русалки, я не стану держать тебя в клетке, подарю кольцо и даже позволю увидеть родителей. А пока посиди и подумай. Может, заодно вспомнишь, куда твои предки дели мою иглу.

Не знаю, сколько времени провела я в мучительном оцепенении, продолжая себя казнить на безжалостном суде памяти. Я оглохла и ослепла, слезы выжег и иссушил трепавший нутро жестокий озноб, а сведенные судорогой грудные мышцы не могли раскрыться не то что для горестного причитания, даже для нормального вдоха. К чему дышать, когда грудь Ивана навсегда поникла, перерубленная черным мечом, когда пронзенные ржавой арматурой и стеклами легкие Левы терзают порождения Нави? Да и о чем причитать? Горестно голосить и хрестаться о том, что померкли на небе две ясные звездочки, укатились скатные жемчужины, злой ураган сорвал наливные ягоды? Вопрошать о своей бесприютной судьбе, не оставившей берега, куда пристать? Или пенять безвинно загубленным на то, что вздумали меня оставить?

Я первая подвела их, не смогла защитить. Не распознала ловушек на пути, не услышала предостережений, которые дважды до нас пыталась донести Василиса. Бесконечно прокручивая детали нашего маршрута, я каждый раз убеждалась, что Константин Щаславович в этой игре изначально обыгрывал нас на несколько ходов. И все равно продолжала чувствовать себя виноватой. А картина изрубленного тела Ивана в моих мыслях сменялась другой, еще более жуткой. Поскольку я не могла видеть, что творится у подножия башни, услужливое воображение рисовало сцены, от которых пришли бы в ужас Гигер [25] Ги́гер Ханс Ру́дольф «Рюди» — швейцарский художник, представитель фантастического реализма, наиболее известный своей дизайнерской работой для фильма «Чужой». и Босх [26] Иероним Босх — нидерландский потомственный художник, один из крупнейших мастеров периода Северного Возрождения. .

А может быть, Лева все еще жив и нуждается в моей помощи? В тот момент, когда Константин Щаславович его «отпустил», мне показалось, будто я слышу звуки свирели. Но даже если ему невероятным чудом удалось призвать духов, сколько он сможет продержаться на пустоши против немертвых?