Лаура Таласса - Песнь экстаза [litres]

– Они живут с семьями матерей или с опекунами.

Я приподнимаю брови. Сотни детей-вампиров живут в домах обычных жителей?

– На них жаловались? – спрашиваю я.

Дес кивает.

– Более того, за последние несколько лет в королевстве резко возросло число детоубийств.

Я не сразу понимаю, что он имеет в виду, но поняв, приоткрываю рот от ужаса.

– Родственники убивают этих детей?

Он горько усмехается, заметив мое потрясение.

– Тебя это удивляет, херувимчик? Ведь на Земле нас считают жестокими и безжалостными.

Конечно, меня это удивляет. Это же дети, всего лишь дети. Какими бы необычными и странными они ни были, сколько бы проблем они ни доставляли, их нельзя… убивать!

– Выслушай меня прежде, чем судить мой народ. Некоторые опекуны необычных детей впали в такое же состояние, как эти женщины. И в большинстве случаев детоубийцами являются не взрослые, а сами странные дети.

Меня мутит от ужаса и отвращения. Не завидую Десу – королю, вынужденному разбираться с такими проблемами. Даже представить себе не могу, каково ему.

– А слуги из королевского дворца не засыпали? – спрашиваю я, окидывая комнату рассеянным взглядом.

– Двое, – отвечает он, пристально глядя на стеклянные гробы, – из народа фей. Людей эта странная болезнь щадит, и поэтому именно они ухаживают за детьми во дворце.

Дес кивает на гробы.

– Ступай, херувимчик, – говорит он, видимо, желая сменить тему, – взгляни на них.

Я поворачиваюсь к рядам гробов. При виде этих женщин, совершенно неподвижных, похожих на покойниц, мурашки бегут по коже.

Я неохотно двигаюсь вперед, и эхо моих шагов разносится по залу, похожему на пещеру. Я иду к ближайшему гробу, хотя мне не слишком хочется все это видеть.

Стекло поблескивает в тусклом свете светильников.

Я подхожу к гробу и заставляю себя посмотреть на спящую. У нее черные, как смоль, волосы и овальное лицо с правильными чертами. Милое, женственное лицо – такого не ожидаешь увидеть у воительницы. Между черными прядями виднеются острые уши.

Глядя на нее, я чувствую ком в горле. В последний раз я видела неподвижное тело много лет назад. Это был труп моего отчима.

Кровь на моих руках, кровь в волосах… мне никогда не стать свободной .

Я рассматриваю женщину. Она одета в черную тунику и облегающие штаны, заправленные в замшевые сапоги. Руки сложены на груди, точнее, на рукояти меча, который лежит на ней.

Она совершенно неподвижна, лицо безмятежно, но мне почему-то кажется, что она вот-вот откроет глаза и перехватит меч, чтобы разбить гроб.

Это видение так мучительно, что я поспешно отхожу и обращаю внимание на другой гроб. С огромным трудом подавляю желание выскочить за дверь, и меня останавливает лишь страх показаться Десу трусихой.

У следующей женщины блестящие серебристые волосы, совсем короткие, едва прикрывающие уши. Несмотря на волосы, которые издали кажутся седыми, она выглядит юной. У нее гладкая кожа, красивое лицо – высокие скулы, острый подбородок. Да, эту женщину я бы назвала воином – несмотря на то, что она погружена в летаргический сон, можно предположить, что у нее жесткий, бескомпромиссный нрав. Но даже закаленная в боях воительница не смогла избежать страшной участи. Ее пальцы сжимают дугу лука, в ногах лежит колчан, полный стрел.

Еще одна воительница. Но не простая воительница. На ее плече поблескивает серебряный обруч. Боевая награда.

Я иду между рядами. Все женщины одеты в черное, у каждой в руках оружие. Воительницы, ставшие жертвами насилия.

Это зрелище тревожит меня. Самые сильные и искусные воины королевства Деса покоятся в этих гробах. Как такое могло случиться с феями, чье ремесло – убивать?

И если неизвестный сумел одолеть опытных воительниц, что он может сделать с обычной женщиной? Что он может сделать со мной ?

Чтобы прогнать тревогу, я начинаю негромко напевать.

Время от времени я прикасаюсь к гробам и замечаю, что они теплые.

У меня волосы встают дыбом. Все, что я здесь вижу, представляется мне… противоестественным . Такого просто не может быть.

Не задумываясь, я напеваю.

Сирены любят петь в рифму, подобно ведьмам, предпочитающим рифмованные заклинания. Возможно, это усиливает магию, не знаю; по крайней мере, для моего уха песенка звучит приятно.

Я оборачиваюсь к Десу. Он стоит, расставив ноги, скрестив руки на груди, расправив крылья – нечто среднее между рок-звездой и падшим ангелом. Впечатление усиливают кожаные штаны и рукав татуировок. Он пристально осматривает гробы, как будто ждет, что одна из женщин вот-вот проснется…

Я вздрагиваю и слежу за его взглядом, но нет, женщины совершенно неподвижны; с того момента, как мы сюда вошли, ничего не изменилось.

Снова поворачиваюсь к гробам и продолжаю петь:

Конечно, я с самого начала догадывалась, что мои чары не подействуют на спящих. Ведь все они – феи. Но, несмотря на это, в глубине души теплится искорка надежды.

Проходит минута, другая. Я жду, что спящие подадут хоть какие-то признаки жизни, но ни одна из женщин не просыпается. Я чувствую себя глупо. Стою и пою перед сотнями фей, которые уже несколько лет лежат как мертвые.

Я отворачиваюсь и иду к Торговцу, и эхо повторяет стук шагов.

Вдруг сзади слышится звонкий смех, подобный журчанию ручья.

Я замираю на месте и оглядываюсь. Но ничего не изменилось – по крайней мере, никто не пошевелился, не встал, не пошел за мной.

Стиснув зубы, я продолжаю идти. Это жуткое место наводит на меня ужас, и мне уже мерещится невесть что.

– Рабыня…

Я останавливаюсь как вкопанная, хмурюсь и встречаюсь взглядом с Десом. Он прикладывает палец к губам, давая мне знак молчать, а затем испаряется – в буквальном смысле – превращается в облако дыма. Вот черт. Куда он подевался?

Призрачное дыхание касается моей щеки, снова раздается негромкий смех, и я понимаю, что у меня большие проблемы.

Я резко разворачиваюсь, уверенная в том, что враг за спиной. Но там никого нет.

Смех доносится из глубины зала, и невидимка начинает напевать. Голос звучит одновременно из ниоткуда и отовсюду. Он окружает меня.

Я озираюсь, ищу взглядом того, кто поет, хотя и понимаю, что здесь действует незнакомая, недоступная мне магия.