Александра Огеньская - Старовский раскоп

— Вы кто? Зачем вы меня сюда притащили?

Молчит. Ставит на стол рюкзак, достает какие-то свертки. От них тянет съестным, но сейчас Алина сыта и хочет только спать. На спальнике у Андрея. Или у себя в квартирке. Или у родителей. А тут очень холодно. Сразу начинают отмерзать пальцы.

— Где мы? Зачем мы здесь? Почему вы молчите?

— Садись, не стой. Сейчас разведу огонь, станет теплей.

— Что вам от меня нужно?

— Потом узнаешь.

Села на лежанку, от него подальше. От него пахнет напряжением и страхом. Но он не Алину боится. Чего-то или кого-то другого.

— Я домой хочу. И вообще…

Что вообще — сама не поняла.

— Есть хочешь или тебя у Волков кормили?

— Кормили. А теперь я домой хочу. И еще — знать, зачем вы сделали меня Пантерой. Мне сказали, что это незаконно.

— Законно. У меня есть разрешение Координатора.

Отвернулся к печке, в ней шуршит, складывает туда полено из ларя, брызгает бензином. У него тут все есть, не то, что в домике археологов. Но тоже что-то такое временное — не пахнет обжитым. Наверно, дачный домик какой-то. Подошла к окну, но сквозь черноту ничего не разглядела. Наверно, ставни.

— Ничего не знаю ни про каких координаторов. А меня никто не спросил, хочу ли я становиться оборотнем. Интересно, конечно, но… зачем? Что вам от меня нужно?

Молчит. В печке постепенно разгорается. От печки тянет теплым, но еще недостаточно, чтобы перестали мерзнуть пальцы. Придвинулась, присела перед печью на корточки. В лицо пахнуло сухим жаром. Мужчина… Антон… тут же подскочил и ушел к столу.

— Если есть не хочешь, спать ложись.

— Зачем вы меня сюда притащили? Вы ответите мне, наконец, или нет?!

— Ложись.

— Не буду. И вообще пойду отсюда. Где мы находимся? Скажите, где тут ближайшее жилье, и я уйду. Спасибо, конечно, что спасли, и всё такое… Но…

— Никуда ты не пойдешь. До ближайшего поселка тридцать километров. Это охотничий домик. В Нововерской области. Так что и не думай.

— Ооо… Вы умеете… как это?… ну, перемещаться? Как Андрей? Как… маг?

— Нет. У меня был амулет, теперь уже он разряжен. Поэтому будем сидеть здесь.

— Долго?

— Три дня.

— А потом?

Молчит.

— Что потом? Потом за нами кто-то придет, и можно будет возвращаться домой? Мы здесь прячемся? Погоню пережидаем?

Отворачивается. Шуршит целлофаном.

— Да. Пережидаем. Ложись спать.

— А вам это зачем? Какое вам до меня дело? Зачем было спасать?

— Умолкни.

Ясно. Опять какая-то фигня. И опять страшно, если честно. Хотя вроде как спасли же? От Волков? Непонятно только, зачем это нужно было. Этот Алексей особо опасным не казался. Да и Вера, волчица вида домашнего и уютного, обещала, что все устаканится. Тогда зачем было устраивать побег? И тому Антону, ему что-то нужно было тогда от Андрея — в квартире? Или от самой Алины? Уже тогда, когда спасать ни от чего не нужно было?

— Зачем вам было меня спасать?

— Я сказал, умолкни. Спать ложись. Вон там в сундуке какие-то старые куртки, если холодно.

С целлофаном закончил, окинул испытующим взглядом:

— Я схожу ненадолго… погляжу окрестности. Не вздумай никуда выходить — всё равно найду. Только зря замерзнешь.

— Но…

Поздно. Большая пантера. Куда больше самой Алины. Тяжелая, сильная, опасная, черная шерсть лоснится, усы длиннющие, глазищи желтые — как у Аленкиного Барсика, только ярче, почти лимонные…

Ушел. Опять воздух искрил на пороге.

***

Появился еще один.

Волк не вставал с подстилки уже несколько дней — совсем куда-то пропали силы. Только что полакать воды… Луна снова висела высоко и полнела ночь от ночи, и мучительно давила на обессиленного волка своей назревающей округлостью. Но пока волк был один и сделать ничего не мог, есть не хотелось, только иногда пить… ненавистный человек за дверью громыхал шагами. Раз в день тыкали мордой в миску с кашей-размазней, с вываренными мясными ошметками, еще чем-то противным. Волк почти все время лежал, прикрыв глаза, но спать тоже не мог.

Луна давила.

А как-то среди ночи, когда волк опять не спал, через щель под дверью просочился запах. Крепкий надежный запах сородича, тут волк ошибиться не мог. Через некоторое время к запаху добавился громкий злобный вой, ненавистные люди ругались и хлопали металлическими дверями. Волк пришел в возбуждение: подскочил из оставшихся сил и заметался по камере, поскуливая и подвывая. Тот, второй, отзывался яростным лаем, и волк его почти узнал, это свой же, из стаи! Но лай прекратился, металлические двери грохнули со всей силы, стало тихо. Запах, однако же, никуда не делся.

Силы окончательно оставили волка, возбуждение порыва больше не подпитывало… Дальше волк только лакал воду, поскуливал и принюхивался. Пробовал сам пожевать мясных обрезков, но они не лезли в горло. Зато теперь у волка появилась цель.

И родной запах дома.

***

Андрей.

Отец уже суетился на кухне, когда Андрей, помятый, позевывающий, приплелся на кухню в надежде на нормальный завтрак. Голод проснулся вместе с Андреем и теперь ныл в желудке болезненной дырой, в которую срочно нужно было чего-то набросать. Только кулинарными талантами отец, к несчастью, обделен: как сейчас припоминается — в давних полугодовых скитаниях с сыном не мог даже кашу без приключений сварить, если возникала такая нужда. Ели или в кафе-ресторанах-бистро, или всухомятку давились чем попало. Ну, сейчас хоть бутерброды и крепкий кофе.

— Неважно выглядишь, — заметил отец вместо приветствия.

— Плохо спал.

За окном стояла блеклая невнятная стена — метель, солнца не сыскать, ветер и липкие клочья, вверх-вниз мечущиеся в непроглядной серости. Декабрь показывал свой сибирский норов. Никакой теперь передышки до самого марта, а в марте — ручьи, почки на деревьях и, резко, минус двадцать. Чтобы набухшие листвой почки поотваливались, а вылезшие лягушки померзли.

— Крепко тебя попили, заразы.

— Крепко.

— Тебе бы к морю… или вон на Луару, к твоему Эсташу. На месяцок — другой.

Хлеб позавчерашний, колбаса соевая, кофе дрянной. Всё искусственное, пахнет синтетикой. Зато отец гладко выбрит и свеж, что листья салата после поливки. Отец вообще сейчас натурален, цветущ и радостен. И словно бы согнутая пружина вчерашняя, та, в осанке — выпрямилась.

— Закончу здесь, уеду к Эсташу, он приглашал.

— А может — ну его всё к черту, Андрей? — вдохновенно предложил отец, для выразительности махнув рукой. — Теперь уже и без тебя справятся. Найдут Вольфа и эту девчонку, не волнуйся. Теперь — справятся.

— Не уверен. Я гадал недавно. Алине выпала Эйхваз.

Отец задумался надолго, разглядывал свое отражение в черной поверхности кофе. Нахмурился. За окном нахмурилось тоже — еще сильней, хоть это и казалось невозможным.