Нэнси Холдер - Антология «Дракула»

В углу, подальше от горячих, обжигающих лучей африканского солнца, он спит большую часть дня, глубоко погрузившись в черную дрему без сновидений, — колени прижаты к животу. В забытье ему не нужно думать о том, что он сделал с двадцатью заключенными в бараке А. Не нужно думать о прошлом. Но все же он слабеет час за часом. Ему нужна жизнь в горячей, соленой, сладкой человеческой крови. Даже во сне он чувствует алые волны, бегущие в телах охраны и здешних пленников — каждое тело будто подземное море. Из-за жажды его чувства обострились. Он слышит беспокойное шуршание крыс за стеной, болтовню и смех надзирателей, вздохи, стоны и хрипы пленников барака А, музыку из приемника в старой гимназии на другой стороне комплекса, где отдыхают офицеры, и царапание падальщиков по шиферу крыши. Каждую ночь двух-грех заключенных пытают, пока они не сознаются во всем, что им приписывают военные, — а сознаются, покричав и помолив о пощаде, все, Гарри слышно каждое слово. Потом их выводят на беговую дорожку за тюрьмой, в безжалостном свете прожекторов на вышках ставят на колени, лицом к проволочной ограде, и офицер каждому пускает пулю в затылок. Или же их сажают в грузовик, чтобы отвезти куда-нибудь в людное место и посадить на кол для устрашения масс. Гарри все слышит: и тревогу столицы вдалеке, и треск автоматных очередей, и разрыв снарядов гаубиц в пригородах, где две группировки повстанцев теснят армию с запада и с востока.

И на десятую ночь, точно в полночь, до него доносится шелест шин лимузина перед зданием тюрьмы. Охрана, суетясь и спотыкаясь, торопится принять должный вид. Мерные шаги пересекают дорожку, спускаются по ступенькам, идут по коридору к его камере, и тяжелая тень будто ползет следом, ближе и ближе, как грозовой фронт над саванной. Гарри трепещет, это копия страха, того самого, которым крысы в бараке боятся жуткого зверя, то есть его… Бум-бум — шаги грохочут в голове, а потом дверь распахивается, как все могилы мира на Страшном суде, и Граф вступает в камеру, разом подчинив себе все пространство, и между ним и Гарри — только сломанный кинопроектор.

— Ух, ух, чую человечий дух, — говорит темная фигура. Звучный бас заполняет камеру, резонирует в пустых костях Гарри. — Англичанин, не иначе.

Сажание на кол сделалось главной формой публичной казни. Перед почтой, вдоль площади между президентским дворцом и краем парка Национального освобождения, у входа на паром. У терминала сажали на колья с округлым концом, и, когда Гарри проходил мимо, двое или трое из жертв были еще живы и вопили, умоляя убить их. Никто не посмел подойти к кольям из-за солдат, куривших, пивших пиво и игравших в карты тут же на земле.

Гарри уже видел такое, давно, после своего превращения. Партизаны из цыган-секеев сажали на кол каждого немца, живого или мертвого, что попадал к ним в руки.

К этому моменту уже все знали, что президент отказался от советов старейшин своего племени в пользу таинственного Графа — по слухам, то ли поляка, то ли восточного немца. Говорили, что Граф вызовет в страну коммунистов, чтобы очистить юг от повстанцев. Президент якобы открыл свои швейцарские закрома, чтобы платить за вертолеты, танки Т-45 и «стингеры». Дружки Гарри по гольф-клубу начали менять свое мнение. Они не желали, чтобы президент выиграл войну ценой поворота к красным, хотя становилось ясно, что без внешней помощи, да еще и с межплеменной грызней в армии, он вряд ли мог рассчитывать на победу.

Тем вечером, когда Гарри увидел людей на тупых кольях, Рене Санте сообщил ему последнюю скандальную новость. Супруга президента сбежала в Англию вместе со свитой. На контроле оказалось, что ее чемоданы набиты валютой и драгоценностями. Канадский экипаж отказался вылететь, потому что им не заплатили.

— А то президент полетел бы следующим рейсом, — хихикнул Санте.

Гарри слушал вполуха. Он был не так уверен. Ничего удивительного, что жена президента сбежала, пока могла, хотя была тщеславной дурой, так и не освоившейся в роли первой леди. Однажды — эта история вошла в анналы сплетен — она созвала посольских жен на обед. Еды не приготовили, зато хватало джина и виски, которым женщины и отдали честь. Шестерка солдат в камуфляже наяривала регги в оглушительных децибелах. Жена президента похвасталась перед гостями комнатами во дворце и видом на сады с балкона, а потом объявила, что «сейчас мы потрясем задницей». Посольские жены пытались не отставать в этом процессе от хозяйки, но через два танца их выпроводили вон и больше не приглашали.

Но президент слишком любил власть, чтобы спасаться бегством. Гарри не боялся коммунистического переворота или победы повстанцев, его беспокоил загадочный Граф.

Худшие подозрения подтвердились, когда через несколько ночей в бар вошел офицер департамента общественного надзора. Гарри сидел, как обычно, в дальнем конце стойки — малокровного вида фигура с серебристыми волосами в белой хлопковой двойке и черной шелковой рубашке. Джин-тоник выдыхался на стойке перед ним. Плотная масса бизнесменов, сутенеров и шлюх расступилась перед вошедшим. Уродливый, с квадратными плечами, он направился прямиком к Гарри. Его бритый череп над воротником чистенького костюма цвета хаки вспыхивал в свете флюоресцентных ламп, «узи» и очки с зеркальными стеклами дополняли наряд. Сенегальский ансамбль на сцене умолк, потом подтянулся, не спуская глаз с офицера. Танцовщица го-го в позолоченной клетке последовала их примеру.

Гарри заказал ему выпивку — двойной «Джонни Уокер» со льдом. Он ждал обычного неуклюжего наезда, от которого легко было откупиться, заплатив чуть-чуть сейчас и сдав рэкетира шефу полиции завтра, или попытки сбыть кокаин, но офицер не притронулся к виски. Он наклонился к Гарри и оскалил острые зубы. Клыки были изогнуты, как у кобры. Тогда же Гарри сообразил, что он не дышит.

— Вами интересуется Граф, мистер Меррик, — сказал офицер. — Он считает, что вы родственники.

После этого он плюнул в стакан и вышел.

Гарри закрыл бар пораньше, собрал чемодан и велел одному из своих ребят отвезти его в аэропорт. «Боинг-747» «Эр Гвинеи» улетал поутру, и он подкупит кассиров, чтобы получить место.

Он добрался до второй рогатки. На шоссе в аэропорт, в полночь, в лучах фар и отблесков костра из пропитанных нефтью тряпок, показался вставший поперек дороги БТР. Из темноты материализовались силуэты. Казалось, они соскользнули с пальм вдоль дороги. Шесть женщин в плохо сидящих хаки с автоматами и мачете. Сначала Гарри показалось, что на них маски с красными глазами и клыками на челюстях. Потом он услышал, как кричит водитель.

Они набросились на парня сразу, трое рвали куски из живого тела, как шакалы, заталкивая мясо в рот. Гарри бросился наутек, но женщины были быстрее и сильнее смертных. Они связали ему запястья куском провода и отвезли в охранный комплекс на дальнем конце парка Национального освобождения. В колониальные времена дочки белых хозяев играли там в теннис. Гарри швырнули в камеру, полную заключенных.