Эндрю Фокс - Блюз белого вампира

Джулс почувствовал, что заливается краской. Сколько таких «исчезновений» лежит на его совести последние несколько лет? Несколько десятков? Ему совсем не хотелось подсчитывать. Услышать такие слова от друга оказалось больнее, чем упасть с высоты второго этажа лицом вниз. Он схватил Эрато за плечи.

— Но почему именно Бесси? Почему она на футболках? Зачем столько плакатов? Почему я вижу ее лицо по всему городу?!

Эрато удивленно поднял густые брови.

— Ты что, знал Бесси?

Джулс постарался взять себя в руки, надеясь, что Эрато не успел заметить его внезапного румянца.

— Ну да, немного. Подвозил ее пару раз.

— Ясно. Бесси ведь была — в смысле, не была, а есть — особенная. Ты сам знаешь, у нее самой не было ничего, но всегда, когда я подвозил Бесси, она могла говорить только о том, как помочь другим людям. Ходила по магазинам для стариков, которые уже не могли выбираться из дома. Присматривала за ребятней тех женщин, которые работу искали, чтоб слезть с пособия. — Лицо Эрато потемнело. — Меня просто бесит, что полицию гораздо больше волнует спертая с кладбища статуя, чем исчезновение таких людей, как Бесси Эйгар. Будто их жизнь гроша ломаного не стоит…

Джулс показался себе ничтожнее и отвратительней, чем размазанная по тарелке козявка. Эрато, вероятно, заметил, что друг сильно расстроен. Он положил руку Джулсу на плечо.

— Черт, ты уж извини, что я тебе настроение испоганил. Нечего мне было нюни распускать. Может, с нашей Бесси-то все в полном ажуре, а? Главное, надежду не терять, точно говорю?

— Да, главное, не терять надежду, — откликнулся Джулс блеклым, будто искусственным голосом. Он снова видел, как густая, ярко-красная кровь Бесси стекает в пластиковый поддон на дне «кадиллака», а ее темно-шоколадная кожа бледнеет, делаясь безжизненно-серой. Он видел мелкокалиберный пистолет у себя руке и аккуратную дырочку, которую пуля проделала в черепе Бесси. Наблюдал, как ее тело плывет, словно огромная надувная игрушка, а затем идет на дно темного болота.

Один из репортеров махнул Эрато рукой, чтобы тот шел давать интервью. Эрато крикнул в ответ, что подойдет через минуту, и повернулся обратно к Джулсу.

— Слушай, ты говорил, что искал меня целые сутки. Прости, что так получилось, я правда был жутко занят. Надо было убедиться, что все сегодня пройдет как надо. Ты о чем-то хотел попросить? Кстати! Здорово, что ты опять в норме. Я так волновался с этим твоим лежанием в рояле. Хорошо, когда все заканчивается хорошо, верно? Ну так зачем ты меня искал?

— Да так, Эрато, ничего особо важного. Ты сильно занят сегодня. — Не в силах смотреть другу в глаза, Джулс повернулся, чтобы идти обратно к своей машине. — Короче, забудь. Удачно вам помитинговать.

— Спасибо! — сконфуженно крикнул Эрато вслед другу. — Давай на следующей неделе встретимся в «Остановке», а? Поговорим о программе помощи бездомным. Может, я и тебя уговорю в добровольцы пойти?..

Джулс ничего не ответил. Притворившись, что не разобрал последних слов друга, он сосредоточенно пробирался сквозь толпу. Каких-то шесть недель назад программа «Таксисты в помощь бездомным» — такая удобная для поиска бесприютных, ничего не подозревающих жертв — показалась бы ему манной небесной. Теперь от одной мысли о том, как он распорядился бы этими сведениями, Джулсу стало плохо.

Он ковылял по направлению к Рампар-стрит, кое-как переставляя ноги, тяжелые, будто бетонные сваи. Вокруг толпились сотни людей, но Джулс чувствовал себя отчаянно, нестерпимо одиноким.

Какое-то время он бесцельно колесил по улицам, едва обращая внимание на такие мелочи, как светофоры, дорожные знаки и редкие пешеходы. Очень скоро ехать в тени надземной автострады Джулсу стало неприятно — массивные стальные опоры, которые виднелись сверху, напоминали ему о неотвратимости нависшей над ним судьбы. Он свернул на Тулейн-авеню.

Когда Джулс осознал, куда приехал, было слишком поздно.

— Господи, вся моя дерьмовая жизнь идет по какому-то здоровенному кругу, — пробормотал он себе под нос. Слева от «линкольна», подчеркнутые бледным светом луны, высились романские башни церкви Святого Иосифа. Той самой церкви, в которую он ходил в детстве и возле которой очутился в ночь, когда убил Бесси и сбросил ее тело в мутные воды манчакских болот.

Массивная входная дверь церкви была открыта, словно приглашая внутрь. Джулс припарковался на противоположной стороне дороги и пересек широкую Тулейн-авеню. На лужайке перед церковью стоял плакат, объявляя всем, что сегодня проводятся специальные ночные мессы в поддержку акции «Ночь против преступности».

Джулс почувствовал отчаянное, горячее желание… Желание чего? Прощения? Искупления грехов? Спасения души? Он не понимал, в чем заключается это смутное, но сильное желание. Он был напуган и растерян. Он смертельно устал от собственной сущности и чувствовал себя ужасно, ужасно одиноким. С самого детства Джулс не испытывал такой острой потребности в том, чтобы кто-нибудь сильнее и мудрее, чем он сам, успокоил его и сказал, что все-все будет хорошо. Даже если это неправда. Он просто хотел это услышать.

Скосив глаза в сторону, чтобы не смотреть на распятия на стенах храма, Джулс вошел в церковь. Почти немедленно кожа его стала зудеть, как в детстве от солнца, когда начинались летние каникулы и он целыми днями загорал на берегу Пончартрейн. Крестильную купель Джулс обошел стороной, как озеро кипящей лавы. Огромная церковь была пуста. «Наверное, сейчас перерыв между мессами», — сказал себе Джулс. Более странной ему показалась унылая темнота в высоких витражных окнах. Подумав минуту-другую, он понял, что почти во всех его воспоминаниях сквозь окна сияло солнце, делая их невероятно яркими и красивыми.

Джулсу захотелось пойти туда, где он не был с двадцати лет от роду. Ему захотелось снова оказаться в исповедальне. Зеленая лампочка над ее дверями горела. Джулс взялся за ручку, и тут же отскочил назад, будто укушенный коброй. Ручка показалась ему горячей, как глиняный горшок, только что вынутый из печи для обжига. От его неудачной попытки дверь все-таки слегка приоткрылась, и Джулс осторожно растворил ее носком ботинка.

Внутри исповедальня оказалась теснее, чем по воспоминаниям из детства и юности. Джулс кое-как опустился на скамейку для коленопреклонения. Его гигантский живот лег на колени смертельным грузом. В церкви работали кондиционеры, но Джулс все равно чувствовал себя здесь пирогом, который запекают в огромной кондитерской печи. По телу струился пот, однако охладить горящую кожу нисколько не помогал. Стоячий воздух внутри исповедальни скоро наполнился белесым дымком.

Через мгновение деревянная створка на другой стороне исповедального окошка отворилась. Джулс немного подождал, когда священник заговорит, а потом вспомнил, что первому следует говорить прихожанину. Он немного растерялся, лихорадочно вспоминая вступительные слова.