Юрий Леж - Агенты Преисподней

Но сам виконт в душе радовался, как подросток, обнаруживший на старом, пыльном чердаке загородного дома старинный пистоль, попавший туда, наверное, лет двести назад. Ему было достаточно само по себе обладание уникальными знаниями, но еще важнее оказалось снятие покровов тайны с фамильного перстня… Старик вытянул перед собой правую руку – на безымянном пальце, заключенный в массивную золотую оправу старинной работы, мерцал таинственной сиреневой глубиной аметист. Виконт, разглядывая его, хмыкнул чуть саркастически, вспомнив всплеск бешеного интереса, который вызывал камень лет тридцать назад, когда была открыта возможность спектрального изучения кристаллов. В течение нескольких лет десятки специалистов изучали загадочный аметист, сравнивая его спектрограмму с тысячами, десятками тысяч других камней, чтобы сделать однозначный, всеми признанный вывод – фамильный артефакт семьи Селин в обозримом прошлом не рождался на этой планет. А вот дальше уже последовали измышления, догадки и прочие фантазии, начиная от появления камня еще в эпоху допотопных зверей-динозавров и до инопланетного происхождения не только аметиста, но и самого перстня целиком…

«А все оказывается проще простого, – подумал виконт, отводя взгляд от реликвии передаваемой из поколение в поколение вот уже без малого восемьсот лет. – Простой подарок на память от странной молодой особы… как её называет в своих рукописях брат Мило?.. Ах, да… миледи Некта…»

Минипринтер, прошуршав едва слышно, высунул язычок узкой бумажной ленты с результатом подсчета, будто подразнился блеклыми синими циферками. Некта небрежно оторвала листок, подложила его сверху на маленькую стопочку бумаг с печатями и росписями – первичных документов – заблаговременно подсунутых в степлер и отчаянно, в сердцах, ударила по агрегату сверху. Хрясь-чмок! Теперь следует отнести скрепленные бумаги на стол заведующей сектором, сводящей данных с полутора десятков рабочих мест, а больше – наблюдающей, чтобы бухгалтера не отлынивали от работы, и взять со стола «входящих» очередную порцию накладных и счетов на уголь и акты списания топлива. Опять просуммировать итоговые числа, прикрепить ленту расчетов и – начальнице, которая непонятно зачем здесь нужна, все равно все данные девушки вбивают в допотопные компьютеры, больше похожие на гробы забитые вековой пылью, чем на настоящие вычислительные устройства, но тем не менее, объединенные в некую общую бухгалтерскую сеть.

Озлобленно, с силой оттолкнув из-под себя старенькое разбитое кресло на колесиках, Некта встала и, прихватив скрепленную пачку бумаг, двинулась по длиннейшему проходу между выстроенными лицом к дальней стене столами, за которыми, кто с полным вниманием к делу, кто кое-как, спустя рукава, трудились многочисленные сотрудницы всех возрастов – от далеко запенсионного до совсем юного, как у самой Некты.

И так – каждый день. С девяти до шести, с перерывом на обед в плохонькой, грязноватой столовке с убогим ассортиментом из малюсеньких котлет, люля-кебаба и рыбы по четвергам, с гарниром из плохо очищенной картошки, непромытого риса или сорной гречки. С восьми до десяти вечера непременные танцы на дискотеке под визгливую клубную попсу, от которой у Некты в первое время, пока не привыкла, уши сами собой сворачивались в трубочку. С десяти до полуночи просмотр телевизора – бесконечные ток-шоу с крикливыми, наглыми и бесцеремонными ведущими, глупые слащавые комедии и мелодрамы с одними и теми же актерами и актрисами в заглавных ролях, ежеминутно прерываемые всевозможной убогой рекламой женских прокладок, дорогих авто и прокисшего еще до завоза в магазин пива. Потом – сон, хочешь ты того или нет, до восьми утра; душ, ленивое, но обязательное нанесение «боевой раскраски» на лицо и – за стол, к бесконечной веренице документов: накладных, счетов, актов списания…

По пятницам рабочий день сокращался на час, за это время позволительно было выпить чего-нибудь не очень крепкого и не очень много в баре рядом с помещением бухгалтерии, а потом дискотечное уныние разбавлял мужской пол, с отдельными индивидуумами можно было уединиться в ущерб телевизионном забавам в своей же микроскопической квартирке из единственной комнаты и пятиметровой кухни, совмещенной с душевой и туалетом. Ох, иногда хотелось, чтобы этих заунывно однообразных партнеров, с непременной розочкой в целлофановом кульке, шоколадкой, парой разовых бокалов и бутылкой дешевой шипучки под маркой «шампанского», вовсе не было, настолько предсказуемы и тоскливы были их последующие действия, начиная от деловитой улыбки за крохотным столом на кухне и заканчивая обязательно завязанным презервативом в мусорном ведре… и за всю неделю – всего лишь одним, как у запрограммированного кофейного автомата в дальнем углу помещения бухгалтерии.

Ежемесячно, видимо, как неполноценная замена зарплате, вместо бара открывал свои двери «секонд хенд», где на начисленные по неизвестному принципу, скорее всего, генератором случайных чисел, баллы можно было отовариться ношенной блузкой, старенькими трусиками, чужой, в выведенных пятнах от кетчупа, юбкой. И хотя Некта и при жизни не была никогда брезгливой, донашивать за кем-то нижнее белье и старомодные туфли было для нее неприятно… до тех самых пор, пока девушка не сообразила – бэушность выдаваемых, «на ура» расхватываемых товарками по конторе, вещей каким-то образом делается, творится специально.

Ну, и как премия для коллектива, раз в квартал персонал посещал распродажи дешевой косметики, дезодорантов, чулок и спортивной обуви, после чего пару недель щеголял в одинаковых кроссовках, распространяя вокруг себя идентичный запах какого-нибудь простенького шампуня.

Кто сказал, что Ад – это раскаленные сковородки, запах паленого человеческого мяса, острые иглы под ногтями, высунутые синюшные языки и выпученные тусклые глаза бесконечных висельников? Нет, иногда настоящим Адом может стать занудливая бухгалтерская работа с девяти до шести, ограниченный круг общения, строгий режим и предписанные, ни на йоту не изменяемые годами развлечения. И хотя Некта отлично понимала – разумом, не душой – что предназначенное ей наказание и есть уже само по себе максимально мягкое, практически и не наказание вовсе после шестнадцати… нет, все-таки – двух-трех разгульных лет её первой, истинной жизни, что таким образом высший бес просто держит свое бесовское слово, легче от этого не становилось, тем более, что любые попытки хоть немного нахулиганить, побезобразничать, исключительно для разнообразия, решительно и жестко пресекались с загадочным, но сулящим мало хорошего отсчетом: «Первое замечание, второе замечание, первое предупреждение, третье замечание…», а кары, скорее всего, в виде ужесточения режима обрушивались причудливым образом на соседок по столам, ухитрившихся накоротке сойтись с протеже одного из иерархов Преисподней. Потому уже в скором времени Некта перестала даже пытаться буянить, чтобы не подставлять своим поведением под удар невинные души, а предпочла полной чашей испивать собственное наказание, вот только счет времени пребывания в адской бухгалтерии девушка потеряла, пожалуй, уже через пару-другую лет изнуряющей скуки после возвращения из отпуска, сменив статус «неживой, но живущей» на «пребывающей в муках грешной души».