Юля Лемеш - Чертов angel

Такие мгновенные перемены мимики могут восхитить даже прирожденного актера. Пресыщенный жизнью плейбой сменяется студентом на сессии, потом — сексуальное роскошество, которое спустя мгновение мимикрирует в невинного пай-мальчика. Есть отчего растеряться. Но что радует — все эти образы не блистали хамством или наглостью. Милый, славный, не опасный, белый, лохматый. Нет, как-то иначе… А! Белый и пушистый.

Единственно, что смущало Нюсю, — как она ни старалась, ее зрение не могло полностью сфокусироваться на лице Кото. Точь-в-точь как при взгляде в то самое проклятущее зеркало на втором этаже. Амальгама пошла пятнами, выдавая расплывчатое потустороннее отражение.

«И еще он мне кажется чересчур проницательным», — мысленно прибавила Нюся, заметив сострадательный взгляд Кото, направленный на разомлевшую беспутную Ирку.

— Ириш, пошли баиньки. А то неровен час, юноша рискнет попросить озвучить твои потаенные желания. Скажешь, как в лужу пукнешь.

Нюся недвусмысленно намекала на разговор в кафе. А он касался именно желаний. Точнее — одного на двоих. О таких мечтах не принято громко говорить в приличном обществе.

— Противная, — тут же нараспев откликнулась Ирина.

Она явно желала исповедоваться в тайных греховных помыслах. Не то чтобы верила во всемогущество Кото, просто дурачилась, идя на поводу у сиюминутного настроения.

«На Ирку порой накатывает. Она такая непосредственная, даже в приличном обществе может признаться незнакомцу в том, что вчера у нее начались месячные и поэтому сегодня ей жуть как хреново», — нервничала Нюся.

Внезапный приступ сонливости навел Нюсю на здравую мысль. Она твердо решила на сегодня прекратить дебаты, но как это сделать потактичнее? Вспомнила, что сладкая зевота невероятно заразна, методично обзевала всех, не обделив собаку. Сработало.

Когда Ирина выдала пулеметную очередь остервенелых зевков, Нюся, послушав свою интуицию, таки уломала подругу остаться у нее ночевать.

Спал ли Кото — было неясно. Вечером он вежливо проговорил «Спокойной ночи», прилежно занял свою комнату, укладываясь в постель. Правда, Нюся частенько просыпалась от его брожения по траектории дом-двор-погладить собаку-и обратно.

Ночь, не предвещавшая никаких сюрпризов, оказалась самым сногсшибательным событием в биографии двух подруг. Ближе к полудню они выползли из смятых, перекрученных постелей, чтоб встреться на кухне. Одна — смущенная, другая — сияющая.

Глупо хихикая, Ирочка варила кофе, напевая дурашливым голосом назойливый мотивчик. Танцуя у плиты, крутя крепким, как ядреная дыня, задом в коротких шортиках.

В отличие от жизнерадостной подруги, Нюся пребывала не в состоянии фейерверка, а в ступоре глобального шока. Для нее грядущий день сулил стать днем разбитой посуды. Она роняла все, к чему прикасалась. По опыту она наверняка знала, что в такие дни наилучшим лекарством является полное тотальное бездействие. Надо просто затаиться, чтоб без особых потерь переждать обострение косорукости.

«Хорошо, что Ирка кофе готовит. Он у нее не сбежит. А я покуда лучше отсижусь», — благоразумно постановила Нюся.

Затаившись в уголку, она мрачно страдала духовно и физически. Пока на душе царапали кошки, тело отзывалось на любое движение резкими судорогами. Болело все. Даже веки. Стараясь действовать незаметно, Нюся понюхала собственное плечо. Которое откровенно пахло потом. Для уверенности она дотронулась до плеча языком, почувствовав вкус соли. Проделывая эти дикие манипуляции, Нюся скривилась, осознав, что язык болит тоже. Но боль не заметна никому, в отличие от запаха. Тогда она решительным шагом промаршировала принимать прохладный душ. С изрядным количеством ароматного геля.

Первой не выдержала Ирина.

— Помогло? — лицемерно полюбопытствовала она. — Если бы ты только знала, подруга, что мне сегодня снилось…

Нюся пристально сосредоточилась на последних словах, а когда до нее полностью добрался смысл сказанного, пару минут переваривала услышанное. После чего прочно водрузила свою попу на стул.

— А ты с кем? — вопросом на вопрос ответила она.

— Блин… Значит — и тебе свезло. А с кем ты? Ладно, опустим имена, но согласись — кайф! И все реально, как наяву. Ла-ла-ла!

— Извращенец из последней порнушки, — решила признаться Нюся. — Стыдно-то как.

Нюсины мысли метались как кипятком ошпаренные.

«Боже мой! Неужели я такая испорченная? Неужели мне на самом деле хотелось ЭТОГО? Как жить дальше? Сволочь, как он посмел ТАКОЕ со мной вытворять? Тварь похотливая! Это я про себя? Какой ужас!»

Вспомнив пару натуралистических подробностей, Нюся вскочила как ужаленная, заподозрив свое седалище в признаках удовольствия от сидения на табурете.

Искоса поглядывая на пылающее лицо подруги, Ирина заинтересованно помешала ложечкой кофе, аж прискуливая от предвкушения сенсации.

— Фигня! А я была с самим… Ты только вообрази! А тут все так натурально. Иду по выставке картин, вся такая красивая. А тут он. И без охраны. А потом — ресторан, койка и такой офигенный секс. Закачаешься.

— Ты про директора банка? — выравнивая дыхание, не веряще уточнила Нюся. — А я и не знала, что ты по нему сохнешь. Ничего мужчинка. А почему ты наяву не попробовала? Женат? Тогда это все объясняет. Ну, у тебя хоть живой объект, знакомый, так сказать, а я-то, дура, с каким-то разнузданным молокососом…

— Но ведь понравилось?

Продолжительная порция ядовитого молчания.

Действительно, что тут скажешь? Обсуждать новый сексуальный опыт, вдаваясь в генитальные подробности, Нюся не собиралась. В отличие от Ирки, она вообще считала, что некоторые темы — табу.

Эх, была не была. Минувшая ночь взбудоражила Нюсю до такой степени, что поломала привычки. Пока не появился Кото, подруги вполголоса сдержанными аккуратными словами произвели разбор полетов, придя к выводу, что во сне они проявили себя как вполне здоровые и сексуально востребованные особи.

— Ха! — сказала Ирина.

— Черте что и с боку бантик, — согласилась Нюся.

Истребовав свою чашку густого кофе, Кото пристроился в кресло-качалку. Откуда без тени насмешки принялся исследовать чересчур румяные лица подруг. Его бесцеремонная настырность постепенно начала раздражать Нюсю. Ей и без того сегодня казалось, что на нее смотрят все. Даже полустертая женщина с рваной картины начала девятнадцатого века. Так и сверлит многопонимающими глазами.

— Твоих рук дело? — наконец не выдержала она, ответно уставившись на наглеца Кото.

Тот едва заметно улыбнулся. Его не удивили ни вопрос, ни тревога в голосе Нюси. Его волновало что-то иное, лежащее за пределами обычного восприятия.