Сергей Болотников - Тролльхеттен

И тут звук шагов затих. То ли услышал Мельникова преследователь, то ли ощутил, что его нет в лодочном сарае. Через некоторое время скрип возобновился, и теперь шаги раздавались пугающе близко от окна домика. Почуял! Васек в панике огляделся, взгляд его обшаривал абсолютно пустое пространство, если не считать идиотских, как в купейных вагонах, лавок. И еще лодка на полу — лежащий кверху выскобленным пузом гроб, да и только. Мысль о големе, лежащем в лодке, побудила Мельникова к действию. Он с натугой приподнял плоскодонку и поднырнул под нее, успев напоследок подсунуть между ее толстым бортом и досками полу своего бушлата, чтобы не грохнула от души.

Здесь, как и положено в гробу, было очень темно и невыносимо пахло трухлявым деревом. Какая-то мелкая взвесь сыпалась Ваську на голову, шевелилась там, копошилась многочисленными лапками. Чуть-чуть света проникало только через пол, да и то это был скорее печальный высохший призрак настоящего солнечного света — эдакий постаревший и полысевший солнечный зайчик.

Надо полагать, преследователь сейчас лезет в окно. Точно, глухой удар — и пол слегка содрогнулся. Тяжелые шаги прошлись вдоль борта лодки сначала в одну сторону, потом в другую. Мельников замер, стараясь не дышать. Глухо звучащий из-за толстого дерева голос неразборчиво произнес ругательство, а затем на борт плоскодонки обрушился мощный удар, так потрясший спрятавшегося под ней Василия, что он сумел только выдавить мышиный писк вместо заливистого вопля.

Это его и спасло, потому что шаги неровным дробным стуком проследовали к окну, а затем через пол передался мощный толчок — это Витек покинул сторожку одним длинным прыжком.

Мельников перевел дух, что удалось ему с трудом. Пот градом катился с него, загривок дико чесался, а по спине ползали оснащенные колючими лапками мурашки. Но Васька не учуяли!

Больше он не медлил. Сильным толчком опрокинул лодку, которая все-таки внушительно грохнула, но он и не обратил на это внимания. Перелез через подоконник и разом охватил взглядом сарай для лодок. Темная высокая фигура как раз входила в один из открытых торцов хибары. Сжав заточку в левой руке, Мельников побежал к сараю, правая рука сжималась и разжималась вновь. Дальнейшее случилось быстро, и последующая скорая смена гаммы чувств вызвала в крови пятидесятилетнего бродяги целую бурю адреналина и полное расстройство нервов.

Витек склонился над фальшивкой, нервно поводя длинным и зловеще выглядящим ножом. Странно, раньше он не пользовался оружием. Может он учится? В последний момент пришелец заподозрил все же неладное, стал оборачиваться, но Мельников был рядом и последний метр преодолел почти тигриным прыжком, одновременно выбросив вперед руку с зажатой заточкой.

— НА! — завопил Васек, втыкая заточку в тело своего монстра, своего кровного врага, который всегда будет с ним — НА СЪЕШЬ!!! НА СЪЕШЬ!!!

Враг вздрогнул всем телом от первого же удара, качнулся назад и вырвал заточку из ослабевшей враз руки Василия.

Потому что пред ним был не Витек. Мельников вообще не знал этого человека с непримечательным лицом и в такой же непримечательной одежде. Он и теперь казался непримечательным, хотя лицо его искажала гримаса боли, а куртка обильно пропитывалась кровью. Просто раненый ножом непримечательный человек. Заточка так и осталась в ране, болтала своей замотанной в изоленту рукояткой.

— Вор… — сказал непримечательный, закатывая глаза.

— Кто вор? — растерянно спросил Мельников. В его мышеловку попал не хищник. Ну, во всяком случае, НЕ ТОТ хищник.

— Ррон… — выдохнул непримечательный и сполз на землю, скрючившись там, обхватив рану руками.

— Да что же это?! — вопросил Василий слезливо.

Он не знал, что делать. Он бы в отчаянии, и черная вуаль безысходности окутала его плотным непроницаемым для света облаком. И потому, когда он услышал новые шаги, тоже совсем рядом с сараем, то уже не удивился. Он ведь знал, что Витек придет, так ведь?

И тот вошел в лодочный сарай, сияя своей окостенелой улыбкой и сразу отрезал Мельникова от тела его нечаянной жертвы, а значит, и от заговоренного оружия.

Василий бежал. В конце концов, это было единственное, что он научился делать мастерски. И в сгущающихся сумерках потусторонняя тварь преследовала его и не давала ни передохнуть, ни остановиться. И почти нагнала Васька на перекрестке Центральной и большой Верхнегородской, но в этот момент в городе выключили свет.

Высокий, сияющий синим, фонарь, к которому прислонился отдышаться несчастный беглец, вдруг погас с резким щелчком и следом за своими разноцветными собратьями погрузил перекресток во тьму.

И в этой тьме хищник прошел мимо, а Василий слышал его шаги совсем рядом, слышал, как они удаляются дальше по улице. Химеры тоже могут ошибаться? Стоя в густой чернильной мгле, которая пока была спасением, Мельников подумал, что зеркало на то и зеркало, чтобы отражать не только все достоинства своего хозяина, но и все его недостатки с пугающей, бескомпромиссной резкостью.

А в темноте, по счастью, Василий видел очень и очень плохо.

В непроглядной черноте город сиял, как бесчисленное скопище маленьких желтых светлячков. С одной стороны они кучковались так плотно, что временами сливались в целые пятна желтоватого света. С другой, их было поменьше, и любили они индивидуальность, и было так, что за несколько сот метров не наблюдалось больше светляка, способного разогнать тьму.

Тьма это знала, и ночью город заливало темным потоком, в котором тонуло почти все, кроме проспектов Верхнего города.

Вот они виднеются — тонкие солнечные артерии, по которым бегают искорки поменьше, тянутся, бегут сквозь колонию светляков, а потом вырываются на волю, в первозданную темноту области и устремляются в разные стороны — кто на Москву, кто на Астрахань, кто в Сибирь.

Жирная черная змея, проходящая по самой середине светлячковой колонии — это река Мелочевка. На ней света не бывает, река не судоходна. Размытым желтоватым пятном выделяется центр, поблескивает красными глазами труба завода, да мигает одинокий печальный светляк местного ретранслятора, установленного на самом высоком месте правого берега, а у подножия его разместилось пустынное кладбище, которого совсем не видно. Его клиентам, впрочем, свет уже не нужен. То ли дело — живые.

Совсем редкий конгломерат чахлых огоньков — дачи, тут всегда экономили на освещении. Да и на всем остальном тоже. Напрасно глава садоводческого хозяйства просил вовремя платить взносы и говорил, что может организовать подсветку, тем более, что нужная вещь, вон во тьме сколько обворовали дач. Напрасно. Люди — создания вроде бы коллективные, а все равно пытаются обособиться, выделиться как-то, да другого за себя платить заставить.