Сергей Болотников - Тролльхеттен

Тут все дышало свежестью, какой-то дикой, полной сил первозданностью, что виднелась в каждой черте этого странного края. Могучие скалы угрюмо пронзали небеса, острые грани напоминали мощные загнутые клыки, которыми земля эта грызла мягкое подбрюшье близких небес.

Рамена летел над диковатым ландшафтом, иногда опускался ниже. Иногда взвивался вверх, к самым облакам, слушал их шорох и шепот. Тут и пахло по-своему — остро, свежо, непривычно. Запах влаги, хвои и чего-то еще, трудноопределимого для выросшего в городе человека. Может быть так пах туман? Зеленоватая мята, легкий холодок. Интересно, если из этих туч идет дождь, пахнет ли он мятой.

И летящему как птица, как мы в своих снах, Дмитрию вдруг пришло озарение. Мощное и всепоглощающее, бескрайнее, как эта земля, и уютное, как домашний клетчатый плед.

Это был дом. Впервые за почти тридцать лет своей непутевой жизни Дмитрий Пономаренко оказался дома. Вернее, нет, он вернулся домой. Словно из какого-то дальнего одиночного похода, из плена, в котором он совсем позабыл лица родных. Он не родился на этой угрюмой, но безумно красивой земле, но все равно это был дом.

Ворон снизился и мягко приземлил Рамену на плоскую расчищенную площадку, что венчала собой вершину высокого, поросшего хвойным лесом, холма. От ног Дмитрия брал разбег крутой, покрытый короткой и мягкой травкой склон, а потом резко обрывался маленькой пропастью, на дне которой шумела и пенилась быстрая стремнина.

Рамена стоял на травке, а над ним плыли удивительные зеленоватые облака, которые так и хотелось, подпрыгнув, ухватить рукой, пощупать — какие они. Он вдыхал воздух полной грудью и мимоходом подумал, что тут на склоне должно быть довольно свежо. Но странно — он совсем не чувствовал холода. Не чувствовал и тепла, словно действительно оказался здесь во сне. Дмитрий повернул голову и увидел Ворона — тот сидел на крупном, полном ощетинившихся острых граней камне. Птица сильно изменилась, теперь это была действительно птица, очень крупный агатовый ворон, прочно вцепившийся в неподатливую глыбу загнутыми когтями. Все правильно, здесь в Гнездовье не нужно было скрывать свою истинную форму. Ворон распушил перья, стал чиститься клювом, искоса кидая взгляд на Рамену. Красноватые искры в глазах птицы остались, лишь чуть приугасли.

— Я… я не весь, — сказал Рамена. — Я здесь лишь частично.

Ворон кивнул, посмотрел один глазом, другим.

— Я хочу остаться здесь, — выдохнул Дмитрий. — Целиком!

— Многие хотят, — молвил ворон на камне. — Но место здесь дается не всем. Если ты хочешь остаться в этом краю, ты должен выполнять мои задания. Выполнять без ошибок и задержек. Только тогда тебе гарантирован вход в эту обитель.

— Я не…

— Ты не полностью, да. Тело твое осталось там, в городе. Здесь ты — дух. Но не думай, что и это место ненастоящее. Очень даже материальное. Это Гнездовье, как ты сказал — место для жизни многих людей. Большинства. Обернись.

Рамена обернулся, и взору его предстала вершина холма, одинокий гранитный зубец таранил низкие облака. У его подножия приютилась крошечная деревенька из трех домиков. Бревенчатые, сверкающие свежей древесиной избушки были обжиты, из каменной кладки труб ленивыми ручейками выползал сизый дым, задумчиво замирал над крытой досками крышей и уносился вверх, где сливался с облаками. Между двух избушек была натянута бельевая нить, и на ней колыхалось свежевыстиранное белье — чистая ткань исходила морщинами.

— И ты сюда попадешь, — сказал Ворон, — только не делай больше ошибок.

Рамене хотелось остаться, хотелось бросить все и поселиться в одной из этих уютных избушек, от которых так вкусно пахнет дымом и счастливой жизнью. То, что счастливой, Дмитрий не сомневался — несчастья и невзгоды остались позади в тесной, полной отбросов клетке города, где кидались друг на друга озверевшие людские стаи.

Ворон оттолкнулся лапами от камня и неторопливо взмыл в напоенный странными ароматами воздух, а за ним устремился и Рамена, легкий и прозрачный, как пух одуванчика — куда дунет ветер, туда и лечу.

Надвинулись плотные облака, за которыми скрывалась невидимая, но вместе с тем ощутимая крыша — кровля над кровлей. А затем сквозь туман и мельтешение теней проступили резкие, как высеченные ударами скальпеля, черты, образующие неровный прямоугольник. В середине его обретался грушевидный предмет, кидающий в стороны туманные блики. Дмитрий не сразу сообразил, что широко открытыми глазами пялится в потолок собственной квартиры. Не дома, нет, он теперь точно знал, где его дом. А это так — временное пристанище, короткая остановка перед конечной станцией.

Навалилось ощущение собственного тела — тяжелая неповоротливая плоть, которая уж точно не полетит, сколько ни дуй. Дико болело плечо и отдавало в правый бок, словно там присосался маленький, но зубастый и злобный демон, может быть, достойный отпрыск давешней змеи. Голова кружилась, и тоже побаливала. Рамена скосил глаза на окно и увидел там ворона, снова утерявшего четкость облика.

— Как я сюда попал?

— Сам дошел. Пока дух твой странствовал по тропам Гнездовья.

Рамена покачал головой, не верил. Посмотрел влево и обнаружил там уродливый керосиновый примус на корявых чугунных ножках, стоящий бок о бок с туго набитой сумкой. При ближайшем осмотрении, оказалось, что она полна дешевой быстрого приготовления снеди.

Еще два дня Дмитрий Пономаренко отъедался и восстанавливал силы. Головокружение прошло к вечеру, потихоньку растаяла дергающая боль. Он почувствовал себя почти здоровым.

— Тебя ударили заговоренным ножом. — Сказал ему Ворон, — вот почему ты чуть не отошел в нижний мир. Внемли, лишь мое участие помогло тебе удержаться среди живых.

Дмитрий внемлил, внемлил больше и искреннее, чем раньше.

— Тот последний оборванец, — сказал он. — Может он знает о нас.

— Если так, — ответила птица. — То тем быстрее его надо спровадить с этого света. Он слишком хорош, чтобы на нем водились такие, как этот бездомный.

— Слишком хорош? Да он полон мерзости, этот мир! Вот Гнездовье…

Но Ворон ничего больше не сказал, чем посеял в душе Рамены некоторое смятение.

А еще через день случился форс-мажор. Вдруг ожил и припадочно закурлыкал дверной звонок, молчавший уже года два. И Рамена пошел открывать, не задумываясь о последствиях, потому что совсем другие мысли занимали его голову. Поэтому, когда из-за открытой двери появились двое и живо оттеснили его в комнату, он испытал потрясение. Отойдя на пару шагов вглубь квартиры, Дмитрий замер, непонимающе глядя на вошедших.

Одеты они были оба неприметно, держались спокойно и очень расслабленно, но что-то странное было в выражении их безмятежных глаз, в которых овечья кротость мешалась с лютостью медведя-шатуна.