Надя Яр - Пламя

Никин дом стоял на самой окраине города, и Миха, живший ближе к центру, всегда встречал её по дороге в школу. Однажды вечером, когда Ника, как обычно, пришла играть к Михе, она впервые столкнулась с горящими во тьме глазами кошки и впервые увидела Пламя.

Кошка была Михина, большая, чёрная, желтоглазая. Она напоминала Михину бабушку — такая же спокойная, мягкая, преисполненная тайны и чуть расплывшегося неотъемлемого достоинства. Дети играли в прятки в небольшом шумном доме, и когда Ника решила наперекор всем клише спрятаться под кроватью, её встретили янтарные огни кошачьих глаз. Ника оказалась в пещере, вдали от дневного света, в компании пары жёлтых звёзд. От неожиданности Ника сказала «Ой!» и выдала себя. Они с Михой вытащили кошку из её укромного местечка и вынесли на веранду к бабушке. Ника всегда помнила, как несомая ею в охапке тихая кошка тронула её локоть лапой с бессловесным ясным требованием опустить её на пол. Ника положила кошку на плетёный стул, и та неспешно переместилась на колени к Михиной бабушке. Бабушка была любимым человеком кошки.

— Отчего у неё горят глаза? — спросил Миха.

— Это она освещает себе темноту, — сказала бабушка. Кошка толстой каплей разлеглась на её больших коленях.

— А правда, что кошки служат темноте? — спросила Ника.

— Правда, — ответила бабушка. — Только не темноте, а Тьме. И не такие кошки. Наши кошки слишком маленькие, и у них почти нет клыков. Тьме служат Большие Кошки.

И Михина бабушка зачерпнула деревянной ложкой куриный суп. У Больших Кошек есть клыки, подумала Ника. Большие клыки. Для чего?

Было очень спокойно, и пахла сирень. Птицы в садах заканчивали петь, отправляясь ко сну. Кошка дремала. Играть уже расхотелось. От нечего делать Ника вгляделась в остатки супа в тарелке, и там, в кусочках моркови, курятины и лапши, она увидела Пламя.

Бабушка Михи была первой, кто умер от Пламени. Сгорел, как называла это Ника про себя. Когда через неделю после того вечера на веранде громоздкий жёлтый гроб опускали в могилу, Нике всё время казалось, что Пламя переселилось в мёртвую бабушку и горит теперь под крышкой гроба, неузнанное и довольное. Несколько незаметных язычков огня даже выбрались наружу и прицепились к верёвкам, на которых опускали гроб, и к перчаткам сотрудника похоронной службы. Но вообще-то Пламя не торопилось наглеть. Спешить ему было некуда.

В последующие дни и недели Ника делала вид, будто Пламени не было. Оно было похоже, так думала Ника, на вирусную эпидемию, а значит, взрослые должны его рано или поздно заметить и принять меры. Может быть, они его уже заметили. Ника ничем не могла им помочь, даже если бы эпидемии были делом детей.

В те дни Пламя просачивалось сквозь город миниатюрными язычками. Они трепетали на краях газет, мусорных ящиках, грязных плакатах и иногда показывались на телевизоре, когда отец по вечерам смотрел новости. Иногда по утрам их, казалось бы, нигде не было, и изо дня в день Ника пыталась думать, что Пламени не становится больше. Между тем оно распространялось. От недели к неделе разница была уже заметной. Если раньше огненные язычки появлялись и исчезали, то теперь они прочно обосновались на некоторых предметах и больше не гасли.

После похорон бабушки Миха некоторое время не появлялся в школе, и они с Никой почти не виделись. Когда Ника пришла к нему в гости, он показался ей очень грустным. Весь весёлый и шумный Михин дом помрачнел, будто бы в нём жила осень. Ника заметила, что обрывки газет на столе были старыми, стол — пустым, а ленивая кошка — печальной. Родители Михи о чём-то беседовали на втором этаже, и ей послышалось, что они говорят о Пламени. Когда Ника начала подниматься по лестнице, они умолкли, и она, покачав головой, решила остаться внизу. Миха у себя в комнате слушал пластинку и ни во что не хотел играть, и Ника через некоторое время поняла, что он тоже знает про Пламя.

— Оно сожгло твою бабушку, — бестактно сказала Ника.

— Этот Огонь выжигает самое важное, — Миха не обиделся. Он чуть-чуть вздрогнул и закрыл глаза.

Ника уже не притворялась, будто не боится Пламени. А его становилось всё больше. Его разносили газеты, машины, автобусы и большие злые собаки, ведомые самодовольными владельцами в намордниках на поводках. Таких собак называли бойцовыми. Они считались опасными, потому что могли внезапно наброситься на человека и даже загрызть хозяев. Они действительно были опасны. Пламя господствовало в собаках, переползало по поводкам и грозило вот-вот перекинуться на хозяев. Ника давно уже поняла, что взрослые не только ничего не предпринимают, но даже не видят, что мир загорелся, как ворох просохших листьев. Пламя ещё не сжигало предметы. Скорее, они изменялись. Что-то из них уходило, какая-то суть. Они становились пустыми и белыми изнутри, как обгоревшая добела деревяшка. Теперь это были уже не человеческие, не нужные вещи. Они словно бы предназначались для чего-то другого. Теряли связь с миром. На поверхности они будто бы продолжали выполнять свои функции, но прикасаться к ним уже не стоило. Сожжённые Пламенем, вещи походили на модели из стекловаты.

Надвигалось горячее, жаркое лето. Город, от рождения круглый и плоский, становился всё больше похож на прожаривающуюся на сковородке лепёшку. Не снимешь её — подгорит. По сравнению с улицами и дворами в школе почти не было языков Пламени, и Ника не радовалась грядущим каникулам. Она перестала гулять, пыталась читать в своей комнате и частенько хотела сходить в гости к Михе, но ей всё время что-то мешало. Потом она заметила, что Михи всё ещё нет в школе, и решила, что это к лучшему, потому что в тот день Пламя наконец перекинулось с давно горящей автобусной остановки на школьную ограду. На следующий день оно уже попыхивало на физкультурной площадке — на железных перекладинах, деревянных скамейках и даже на волейбольных мячах.

Огонь распространялся. Ника уже не надеялась, что его заметят. А иногда ей казалось, что все вокруг знают об этом голодном Огне и просто делают вид, что нет, потому что не могут его потушить.

— Отчего мы такие печальные? — рассеянно спросила мама Ники однажды за завтраком.

— Мам, а ты не видишь Пламени? — безнадёжно спросила Ника.

Мама на секунду отвлеклась от сковородки с гренками. Её глаза застыли было в недоумении, но тут же оттаяли.

— Какого пламени? — беззаботным тоном спросила она.

Ника ушла в школу. В тот день она впервые увидела, как Пламя пожирает человека. Это был классный руководитель Михи, у которого она отважилась спросить, отчего Миха не ходит в школу.

— Кто? — учитель только приподнял брови. Огоньки танцевали на металлической оправе его очков, вырывались из-под воротника, и Нике показалось, что вся его худощавая фигура под одеждой объята невидимым Пламенем.