Надя Яр - Тень от башни

Перед тем, как покинуть город, Саша пришёл к автобусному вокзалу, отметил машины, идущие на курорты — Бланес, Льорет и Тоссу де Мар — потом взобрался по пожарной лестнице под крышу отдалённого здания и некоторое время наблюдал их маршрут. Он не наметил себе конкретной цели. Если сам я не знаю точно, куда иду, то и они не могут знать об этом. Конечно, в их случае он был ни в чём не уверен, но совпадение ведьминой поездки с провалом в Барселоне навело на мысль, что ведьме надо как-то соприкоснуться с делом, по которому бесы задают ей вопросы — хотя бы в форме «проезжала мимо». Или же в форме «задали вопрос», ехидно вякнул с плеча чертёнок, или «случайно об этом подумала». От этого риска нельзя было застраховаться, но шансы на успех есть.

Из Барселоны Саша ушёл к четырём часам пополудни. У города, своего истока, дорога вилась меж голых бурых холмов и карьеров, украшенных непропеченными коробками зданий. Коробки с виду походили на дешёвые отели, на некоторых уже красовались вывески с именами вроде «El Paraiso», как будто хозяева всерьёз верили, что в этом ландшафте захочет остановиться какая-нибудь живая душа. Саша гадал, что всё это значит — идиотские честные бизнес-проекты или аферы, связанные с деньгами? Земля несла на себе печать промышленного запустения, причём неопределённого — постиндустриального или пред-? Казалось, что ограниченный с юга водами город пускает в пустоши свои корни, и они всходят сирыми новостройками и сюрреальными прямоугольниками рекламных щитов со слоганами на спанглише [11] Спанглиш — испанский с множеством заимствованных английских слов. . Саша размеренно шагал сквозь пыль по краешку асфальтированной дороги. Время от времени мимо него проползали автобусы к райским местам — и к его неизвестной цели — полные едущих за загаром бледных северных лиц. Когда автобусы уходили вперёд, многие лица поворачивались проводить пешехода глазами. Идти было больно, и это казалось правильным. Через несколько тысяч шагов боль хорошо устаканилась в шаговом ритме, и Саша к ней приноровился.

Его стала мучить жажда. Солнце сделало плащ совершенно невыносимым, и Саша снял его и накинул на голову, чтобы не выкипел… — остаток мозгов , съехидничал чёртик. Хотелось пить, есть и спрятаться в тень, но оазисов не было видно — даже заправок. Движимый будто и не своей волей, Саша шагал вперёд, как японская кибернетическая игрушка, и к вечеру достиг старых холмов — очень сухих, но живых.

Здесь уже жили люди. Незадолго до заката он миновал большое виноградное хозяйство — увитый лозами плетень тянулся несколько миль. За ним склон за склоном легла упорядоченная роща. Виноградник поили по трубам, и Саша клюнул первую попавшуюся острием меча, присел и вдоволь напился хлещущей в воздух, сверкающей в оранжевых лучах воды, холодной, чистой, из глубоких скважин. Чуть дальше в углублении холма стоял коттедж виноградаря, старый дом мирного деревенского вида — земля будто бы специально прогнулась, чтобы человек свил себе в этом месте гнездо. Семейство ужинало во дворе под сенью лоз, и Сашу снова дёрнуло — в украинских дворах тоже встречались витые из винограда живые крыши. Под ними так же сиживали семьи. С дороги, с расстояния в четверть мили Саша не мог рассмотреть испанские лица, и иллюзия родины на мгновение стала полной, даже ветер вдруг потянул тёплым хлебом и влагой. Так и сам он провёл бы вечер с друзьями, в тени за широким длинным столом, если бы городское метро взлетело на воздух, как полагалось. И ещё чтобы старая церковь была на холме… Вот так должен был жить человек, на земле, от плодов своего труда, а не садиться по утрам в бесчеловечные машины и ехать через мордорский город работать на преисподнюю. Саша знал, что доктрина Церкви не объявляет научно-технический прогресс злом прямо — она это логично подразумевает. Прямым же текстом это писали мыслители вроде блаженного Толкиена, с которыми Саша любил соглашаться — уже из симпатий к ним, из упрямых симпатий. Терзаемое непреходящей болью тело доказывало истинность их прозрений. Если бы, создавая людей, Единый задумал их симбиоз с техникой, имплантаты не причиняли бы мук.

Саша отправился дальше. К закату он вышел на серпантин. Слева, как в старых легендах, высился склон, крошащаяся осадочная порода; направо в колючие пыльные заросли шёл обрыв, уже слегка смазанный темнотой. Она сочилась повсюду с восточного края небес, как чёрная краска в полном стакане. Мир был зеленовато-бур. Идти пешком надоело, и Саша просигналил одинокой машине.

Светло-серый фольксваген проехал чуть дальше и затормозил. Старая, очевидно любовно лелеемая машина. Саша побрёл к ней, подгребая ногу. Зная, на что бывает похожа его улыбка, он даже не пытался притвориться дружелюбным, а вместо этого впустил в выражение лица боль. Пожилой испанец за рулём опустил окно, крутя старомодную ручку.

— Hola! [12] «Hola!» — «Привет!» (исп.) — сказал испанец и ещё что-то добавил, Саша не понял. Водитель был седой, в очках, доверчивый и внимательный.

— Help me, — сказал Саша. — No hablo espanol. I got lost from my bus, please help me… [13] «Help me. No hablo espanol. I got lost from my bus, please help me…» — «Помогите мне. (англ.) Я не говорю по-испански. (исп.) Я отстал от автобуса, пожалуйста, помогите мне… (англ.)»

Он остановился, оперся рукой на машину, второй показал на ногу и жестами попросил его выйти, повторяя всё те же фразы. Испанец, кажется, понял и указал ему на заднее сиденье. Саша покачал головой:

— Come out, por favor. I am hurt — help me — please… [14] «Come out, por favor. I am hurt — help me — please…» — «Выйдите (англ.), пожалуйста (исп.). Я ранен — помогите мне — прошу…»

Мгновение поколебавшись, водитель вылез. Ещё один малорослик. Саша улыбнулся ему, чувствуя искреннюю благодарность, вынул из кармана спящий меч и поднёс его к правому глазу этого типа.

— Look. [15] «Look» — «Смотрите» (англ.).

Испанец уставился в поперечное сечение рукояти. Саша выдвинул лезвие и проткнул ему голову, словно спелую дыню. Меч вошёл над оправой очков в глазницу. Водитель умер мгновенно, чуть задрожав, с конвульсивно расширившимся зрачком. Саша взял мертвеца за шиворот, перетащил за фольксваген и сбросил вниз по откосу. Отряхнул с лезвия кровь. Меч повиновался, как тренированный мускул — лучше — и Саша допустил мысль, что утром всё-таки сложил его во сне, сам того не заметив. Спрятав оружие, он посмотрел на труп, готовясь спуститься вниз и спрятать его как следует, если надо — но мёртвый лёг в кустарник хорошо, с дороги, не всматриваясь, не увидишь. Ключ был в зажигании. Саша бросил плащ на второе сидение, сел за руль и поехал вдоль побережья куда Бог пошлёт.

В Льорет де Мар повсюду плескались полотнища ярких тканей. Магазины, по-видимому, решили выставить весь свой товар на солнце, и белые, оранжевые, радужные покрывала, подстилки, балахоны, платки захватили, сколько могли, места и взгляда — пёстрый весёлый город на краю моря. Надя сошла по ступенькам автобуса на тротуар, развела руки в стороны, потянулась, сомкнула пальцы над головой и заплясала на месте, быстро хлопая плоскими босоножками по асфальту, похожая на цыганку в длинной прозрачной юбке. Автобус отъехал, все остальные быстро ушли, ведьма же никуда не спешила. Смотрела на море, дышащее в двадцати метрах пляжа, и пыталась избавиться от автобусной тошноты.