Кэт Адамс - Песнь сирены

Короче, кровососы умерщвляются.

Доктор Марлоу завершила свое выступление очень пафосно. Она заявила, что я, несомненно, являюсь бомбой с часовым механизмом. «Мне конец», — подумала я. Но я недооценила Роберто. Он писал в блокноте без остановки. Когда настало время для перекрестного допроса свидетеля, началось настоящее шоу.

— Доктор Марлоу, вы когда-нибудь лечили сирен?

Она взглянула на адвоката как на надоедливую муху.

— Конечно, нет. Сирен слишком мало.

— Но, полагаю, вы читали о сиренах, которые находятся в госучреждениях?

Марлоу покачала головой.

— Нет. Ни одна сирена ни разу не попадала в государственную психиатрическую больницу.

Роберто облокотился о край барьера.

— Нигде во всем мире? Странно… хотя популяция полнокровных сирен и сирен-полукровок невелика. Как вы полагаете, почему все обстоит именно так?

Марлоу метнула в него ледяной взгляд.

— Не могут вам ответить.

— А если сирены характеризуются уникальной психической стабильностью? Ведь для манипуляции сознанием человека надо иметь крепкую психику и обладать недюжинным интеллектом.

— Я… — произнесла Марлоу и запнулась. — Не могу ни утверждать, ни отрицать данного факта.

Роберто кивнул и выразительно посмотрел на судью, после чего вновь обратился к тюремной докторше.

— Вы изучали особенности поведения сверхъестественных существ?

— Разумеется.

— А готовы ли вы признать перед судом, что вы знаете физиологию и психологию сирен, но на практике никогда ни одной сирены не лечили и даже не слыхали о подобных случаях?

Марлоу скривилась.

— Ну… они мало кого допускают в свое сообщество, и международные законы запрещают проникновение на их территорию.

— Именно из-за их колдовского дара, не так ли?

Я сдавленно выругалась. Что творит Роберто? Куда он клонит?

— Да, — отчеканила Марлоу, злобно уставившись на меня.

От Роберто не скрылась ее неприязнь.

— Вам не очень нравится моя подзащитная, доктор?

Марлоу надменно вздернула подбородок.

— Я с ней даже не знакома.

— Но вы считаете, что на нашей планете станет безопаснее, если она окажется за решеткой. Да?

Ой-ой-ой… Роберто? Ты ведь со мной?

«Сиди смирно и не впадай в панику, Селия», — пронеслось у меня в голове.

— Да.

Роберто задумчиво почесал нос.

— Доктор, а правда, что большинство женщин детородного возраста при встрече с сиренами испытывают к ним ненависть? И мечтают, чтобы невольные соперницы были отправлены в ссылку?

— Но вообще-то… не совсем… — сникла Марлоу.

Роберто принял стойку кота, готового броситься на мышь. Он наклонился к Марлоу, и его глаза оказались всего в нескольких дюймах от ее лица. Ни дать ни взять — Перри Мейсон из допотопного сериала.

— Неужто? А мой консультант, эксперт по паранормальному миру, клятвенно заверил меня в том, что сирены не способны воздействовать на неполовозрелых детей, женщин в состоянии климакса, а также на геев. Повторю еще раз — лишь женщины детородного возраста усматривают в них прямую угрозу. То есть мы имеем дело с непроизвольной эмоциональной реакцией?

Марлоу молчала. Роберто поторопил ее:

— Не забывайте, что вы под присягой, доктор.

Марлоу в отчаянии вздохнула.

— Конечно, существуют исключения. Психический зов распространяется прежде всего на определенные демографические…

Роберто перебил ее:

— К исключениям относятся мужчины старше шестидесяти лет, те, кому была сделана вазэктомия, и те, кто носит магические амулеты. Так ведь?

Марлоу принялась нервно одергивать юбку. Наконец она негромко проговорила:

— Да, наверное.

Роберто выпрямился и начал вещать, не глядя на докторшу. При этом он постукивал кончиками пальцев по перилам ограждения. Судья моментально напряглась.

— Из ваших слов следует, что Селия не может повлиять на маленьких детей, пожилых граждан, геев, стерилизованных мужчин и почти на половину женщин. Другие представители мужского пола способны испытать на себе зов моей подзащитной, если не носят оберега. А оставшаяся часть женщин все же будет активно действовать против нее, чтобы не подчиняться ее чарам. Верно?

— Да, — выдавила Марлоу.

Я осмелилась бросить взгляд на обвинителя. Он сжал челюсти, да так, что у него на скулах задвигались желваки. Судья поерзала в кресле. Похоже, доводы Роберто перевесили чашу весов.

— Время истекло. Для защиты тоже, — объявила Джейкобсен.

— Ваша честь… — запротестовал адвокат.

Мы не успели вызвать своего свидетеля. Но Джейкобсен уже встала и взяла со стола толстенную папку.

— Свидетельница свободна. Объявляется перерыв на тридцать минут. Я должна просмотреть показания.

Потом полчаса я сидела на неудобном деревянном стуле, тщетно пытаясь сохранять спокойствие, а вокруг меня кипела яростная дискуссия. Зрители беззастенчиво называли то одну, то другую сторону идиотами. Внезапно откуда-то налетели чайки. Целая стая уселась на карнизы окон зала суда. Птицы глазели на нас… будто маленькие белокрылые грифы.

Наконец пристав возвестил о возвращении судьи Джейкобсен.

И я принялась ждать своей участи.

— Подсудимая, встаньте.

Роберто слегка поддел меня локтем, и я повиновалась. Меня бил озноб, в висках стучал пульс. «Пожалуйста, не отправляйте меня в психушку». А слезы помогут или нет? Какой смысл спрашивать — я уже плакала.

— Мисс Грейвз, ваш адвокат устроил шедевральный спектакль. Полагаю, он намеревался склонить меня к тому, чтобы я позволила вампиру вернуться в наше общество.

Я вцепилась в край стола, не сомневаясь, что поверхность будет испещрена отметинами от моих ногтей. Полупереваренное детское питание неукротимо поднималось вверх по пищеводу. Чайки резко взлетели и начали парить в воздухе.

— И ему это удалось.

Я судорожно вздохнула.

— Меня тревожат ваши способности, — продолжала судья, — но вы не причините вред большей части населения. Мисс Грейвз, вы не являетесь ни вампиром, ни человеком, ни сиреной. Однако вы не боитесь солнечного света, и вид у вас покаянный. Ограничить вашу свободу было бы равносильно преступлению. Ведь нельзя же наложить запрет на пророчества ясновидящей или на колдовство. Очевидно, ваш талант имеет биологическое происхождение, и вы абсолютно бессильны ему противостоять, — произнесла Джейкобсен и указала на чаек, бьющихся о пуленепробиваемые стекла. — К сожалению, вы мне неприятны, хотя вы не сделали ничего такого, чтобы заслужить подобную реакцию. Поэтому я буду судить вас исключительно по письменным документам и сегодняшним устным свидетельствам. В дальнейшем я снимаю с себя полномочия, связанные с вашим делом.

Она надолго замолчала. От гнева у нее на лице залегли глубокие морщины.