Мэри Флауэрс - Фантазм 1-2

Ему казалось, что незримая труба громко возвещает об опасности, но никто ее не слышит — только он.

В какую-то секунду Майку захотелось выскочить и броситься к этим оглохшим людям с криком: «Бегите отсюда! Здесь — смерть! Здесь — конец!!!».

Он подавил в себе это желание. Они все равно не поверили бы ему, просто посмеялись бы над его страхами, как это обычно бывает.

Но — можно ли в такой ситуации молчать?

Гудит невидимая труба, крадется, вытягивая вперед когтистые лапы, невидимая опасность…

«Только не Джоди! — взмолился Майк, проводя рукой по вспотевшему лбу. — Только не он!!! Чур его, чур!»

Когда священник закончил прощальную речь и люди начали расходиться, Майк не поверил собственным глазам.

А как же опасность? Как же трубный глас?

Нет, она была еще рядом: Джоди и Реджи, похоже, собрались снова наведаться в склеп… Да и Длинный — он тоже был еще здесь…

«Куда вы идете? — мысленно закричал Майк. — Остановитесь! Дураки! Психи!»

Его слова предназначались Реджи и брату, которые — Майк был сейчас уверен в этом — шли прямо в пасть неизвестному врагу.

«Рассказать ему о своем видении или нет? — гадал Джоди. — Нет, лучше не надо. Мне вовсе не хотелось бы заработать себе репутацию сумасшедшего. Но, с другой стороны, я должен убедиться в собственной нормальности. Если психические заболевания и можно вылечить, то лишь на ранней стадии. Так что лучше узнать все сразу…»

Джоди приостановился: ему почудился чей-то пристальный и злобный взгляд — но ничего не заметил.

«Галлюцинации… Нет, я схожу с ума. И все — это проклятое место… Уезжать надо отсюда, вот что. Забыть, забыться… Прочь отсюда — и поскорее.»

— Не нравится мне здесь, — проговорил он вслух.

Реджи с готовностью обернулся к нему:

— Ну?

«Так сказать — или нет?»

Искушение было велико, но и страх упасть в глазах своего приятеля — не меньше.

— Подумай о том, — начал Реджи и вдруг осекся.

Джоди показалось, что и он чем-то испуган, хотя черные очки не позволяли утверждать это наверняка.

«Сказать. Если так — он поймет!» — решился было Джоди, но тут же осекся: они остались на кладбище одни, и, если здесь действительно скрывалось нечто опасное, разговор об этом лучше было бы начать в другом месте.

— Черт, — выскочило у него, — нам надо убираться отсюда!

Совсем близко блестела на солнце, собираясь уезжать, последняя машина.

Наверное, Реджи все же что-то понял: он не стал задавать лишних вопросов и кивнул в ответ.

«Ну, слава Богу, уходят», — с облегчением вздохнул Майк, глядя, как две знакомые фигуры свернули с дороги, ведущей к склепу и направились в сторону выхода.

Труба сразу смолкла, и во внезапно наступившей тишине Майк услышал удары собственного сердца.

Джоди и Реджинальд уходили. Значит, мог уйти отсюда и он.

Майк на секунду опустил бинокль, вздохнул и снова поднес его к глазам — теперь оставался только Длинный.

Первый же взгляд в его сторону вновь заставил Майка похолодеть: жутковатый незнакомец склонился над гробом.

«Что же нужно этому дьяволу?»

Дальнейшее показалось мальчишке едва ли не бредом сумасшедшего: расскажи ему об этом кто другой, он ни за что не поверил бы.

Длинный распахнул дверцы катафалка, вновь вернулся к гробу и поднял его.

Один.

Майку показалось, что проделал он это почти не напрягаясь: взял гроб, понес к машине, с легкостью поставил его на специально установленные в багажнике рейки; через секунду дверца за гробом захлопнулась.

«Да что же это творится?! — не верил своим глазам Майк. — Сумасшедший дом! Бежать отсюда! Бежать!!!»

Забыв обо всем, в том числе и о том, что его кто-то может увидеть, Майк бросился к своему мотоциклу.

Мотор завелся с первого раза.

К бабушке Майк приходил только в самых крайних случаях. Ни у кого, пожалуй, не было столь оригинальной и странной бабушки, как у него. Многие считали ее ведьмой, многие — просто сумасшедшей, но все соглашались в одном: и образ жизни, и манеры этой пожилой женщины были невероятно экстравагантны и никак не укладывались в общепринятые нормы. Кроме того, бабушка отличалась полной непредсказуемостью: например, могла посмеяться, откровенно и грубо, над тем, что Майк считал настоящим горем.

Он шел по улице и гадал, что ждет его в этом доме: утешение или новый удар.

Дом бабушки стоял на отшибе, подход к нему был обозначен вывеской, тоже довольно оригинальной: две сбитые перекладины, навязчиво напоминающие своей формой виселицу, поддерживали прямоугольник с ладонью в центре. Дом отличался ветхостью. Казалось, в нем жила сама старина: в архитектуре, в облупившейся краске на стенах, в тысячах предметов, способных сделать тесным любое помещение, в запахах, в самой атмосфере.

Теперь Майк испытывал перед жилищем бабушки легкий страх, но так было не всегда. Раньше он провел у нее немало времени, а в детстве нормальным кажется все, что часто видишь. Когда повзрослел, многие вещи стали его смущать, а затем и настораживать. Лишь где-то в памяти жило неистребимо доброе отношение к этому месту, и даже облупленная краска казалась до боли родной.

По-своему бабушка любила Майка, но с возрастом ее странности усиливались, и он не мог уже относиться к ней так, как к «прежней бабушке». Зато к ней неожиданно вернулась Сэлли — сестра Майка, жившая отдельно от семьи, — и погрузилась в создаваемый бабушкой ирреальный мир с головой.

Майк свернул с автострады на узкую тропинку. Прямо перед ним шелестели ветками высокие пальмы — самые крупные в Морнингсайде; не исключено, что в их выращивании бабушка тоже прибегала к потусторонним силам.

Он миновал кусты и остановился на пороге. Худая рука мальчишки нажала на кнопку звонка; дожидаясь ответа, Майк принялся рассматривать стену. Он обратил внимание на странную деталь: облупившаяся краска стен и засохшие эмалевые чешуйки сохраняли свой случайный рисунок годами.

Майку подумалось, что бабушка придала своему дому такой вид специально, чтобы поддерживать определенный имидж. Пожелай она — и вся краска осталась бы целехонькой.

За дверью послышались приглушенные шаги. Они показались Майку незнакомыми.

— Кто дома? — крикнул Майк.

— Я, — ответила Сэлли, открывая дверь. — Заходи. Все дома.

Солнечный свет ярко осветил красную пентаграмму на округлой щеке сестры. Вообще-то мистический антураж Сэлли не шел, от природы она была немного простоватой и почти вызывающе здоровой. Все ночное, бледное, худосочное, веющее мертвечиной должно было быть ей чуждым по природе, но она выбрала свой путь, и вряд ли кто-нибудь мог бы ее с него сбить.

— Привет, — кивнул Майк, разглядывая длинные светлые волосы, которые Сэлли всегда носила распущенными.