Алексей Котов - Чудо ты мое, зеленоглазое

Петрович закрыл дверь и вышел на улицу. На скамейке, возле своего дома, сидел Лешка. Он зевал и с показным безразличием посматривал по сторонам.

— Ты куда это, дядь Коль? — окликнул Лешка старика.

— Далеко, — коротко бросил Петрович.

— У меня к тебе дело есть, Петрович, — попробовал было заговорить Лешка.

Петрович только молча отмахнулся.

«Сам кашу заварил, сам и расхлебаю, — решил он. — И нечего в нее, как в болото, других людей тащить».

Автобуса Петрович ждать не стал и сел в полупустое маршрутное такси. Водитель дремал, откинувшись на сиденье. Старик потерял терпение уже через полминуты.

— Водитель, почему стоим? — громко спросил он. — Начальство, что ли, какое прибудет?

Петрович удивился собственному голосу: он звучал резко и уверено. Раньше старик предпочел бы не вступать в конфликт. Водитель зевнул и открыл глаза. Взглянув на Петровича, он снисходительно улыбнулся.

— Не спешите, дедушка. Жизнь и так короткая штука.

— Ты мне зубы не заговаривай, внучок, — быстро ответил Петрович. — Поехали и нечего тут спать в хомуте!

Пассажиры рассмеялись.

— Правильно, — согласилась женщина на переднем сиденье. — Ишь, моду взяли спать на работе!

Водитель что-то проворчал в ответ и со скрежетом врубил скорость.

Дом старухи Петрович нашел сразу. Он стал еще мрачнее и ниже словно врос в землю. Возле подъезда играли в войну разгоряченные беготней ребятишки. Петрович поймал за руку одного из них, веселого и конопатого.

— Подожди-ка, внучок. Старуха одинокая в этом доме живет, — сказал он. — Знаешь такую?

— Фамилия как? — спросил мальчишка «отстреливаясь» из-за спины старика. — Паф-паф! Паф! Витька убит!

— Ченцова, кажется.

— Знаю. Умерла она.

— Когда?

— На той неделе. Так и не успела переехать.

Мальчика дал длинную «очередь» и бросился за угол.

— Витька убит! — радостно кричал он — Витька убит!

Петрович поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж и открыл знакомую дверь.

Комната старухи была пуста… Из всей обстановки остался только старый, продавленный диван. Петрович вошел в комнату и, не зная, что делать дальше, осмотрелся вокруг. На простеньких обоях темнели не выгоревшие пятна от мебели и ковра. На полу лежал толстый слой мусора. Петрович нагнулся и разгреб его руками. Там были пустые катушки из-под ниток, обрывки газет, дощечки от сломанной шкатулки, прозрачная шариковая ручка без стержня… Скомканная фотография лежала на том месте, где когда-то стояла кровать старухи. Она уже покрылась толстым слоем пыли и едва виднелась из-за придавившей ее пустой пластмассовой бутылки. Петрович развернул лист. Фотография была сильно измята и надорвана, но не до конца, а так, словно у того, кто пытался сделать это, не хватило сил.

На фотографии была изображена уже хорошо знакомая Петровичу женщина с дерзкими, слегка раскосыми глазами. Одной рукой она придерживала сидящего у нее на коленях крупного черного кота, другой протягивала в сторону объектива бокал с вином. Сзади стоял молодой парень. Он ревниво обнимал женщину за плечи, но не улыбался, а скорее с плохо срытой неприязнью рассматривал фотографа.

— Это же Лом! — вырвалось у Петровича. — Федька Лом!

Не в силах справиться с охватившим его волнением Петрович сел на диван. Нет, он не ошибался, на фотографии был действительно изображен убийца его жены.

Фотография упала на пол. Сквозняк подхватил ее и потащил к открытой двери. Измятый лист судорожно дергался и цеплялся за мусор. Очередной порыв приподнял его и отшвырнул в угол. В конце концов лист замер… С измятой фотографии на Петровича внимательно смотрели глаза женщины.

— С улицы мы котов таскали, — глухо сказал старик. — Вот и нашли то, что нам эта ведьма подложила… Выходит, самих себя мы с Витькой и продали.

Петрович вспомнил, где он видел старуху. Это было на похоронах Федьки Лома. Впереди процессии шла женщина в темном платке с низко опущенной головой. Возле дома Петровича женщина резко выпрямилась и бросила быстрый, ненавидящий взгляд на окна… Уже позже Петрович узнал, что это была мать Федьки.

Дорога домой не заняла у Петровича много времени. Выйдя из автобуса на своей остановке, старик едва не столкнулся с плачущей девушкой. Одной рукой она вытирала слезы, другой качала коляску с громко орущим младенцем.

«Тоже, видно, горе у человека, — подумал Петрович. — Только чем же ей поможешь?..»

У девушки было совсем юное лицо. Оно покраснело от слез и казалось некрасивым и трогательным одновременно. Взглянув на остановившегося рядом старика, девушка отвернулась и пошла прочь. Коляска подпрыгивала на ухабах и рытвинах, резко наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Молодая мама налегала на ее ручку всем телом, и было видно, что каждый шаг вперед дается ей с большим трудом.

Дома Петровича встретила Багира. Кошка терлась о ноги хозяина, явно пытаясь привлечь к себе внимание хозяина.

— Отстань, ну?! — старик отпихнул кошку.

Багира села и принялась внимательно следить за хозяином.

Витькину тетрадку Петрович нашел на веранде. Она лежала на столе рядом с тонкой книжкой «Нового Завета». Старик сел и раскрыл тетрадь. Он быстро перелистал ее и остановился на последней записи, той, которую Витька сделал позавчера ночью.

Петрович прочитал следующее:

«…Или я идиот, или наконец-то нашел то, что искал! 666 — это не арифметика. Библия говорит о том, что Бог создал человека на шестой день. Шестой!! Цифра «6» — это символ рождения.

Тогда получается следующее:

Первая шестерка — означает физическое рождение человека.

Вторая шестерка — рождение человека духовное. Он приходит к Богу.

Третья шестерка — третье рождение. Человек отрекается от Бога и в его душе рождается Дьявол. Это как раковая опухоль!

А 666 — это формула самоуничтожения. Число восставшего против Бога…»

Чуть ниже стояла короткая приписка сделанная резким, угловатым почерком:

«Да, но тогда получается, что я…»

На этом запись обрывалась.

Петрович отложил тетрадку в сторону и взял в руки «Новый Завет». Книга легко открылась в слегка продавленном тетрадкой месте. Судя по всему, Витька читал ее той же ночью — три стиха Евангелия от Матфея были обведены красным карандашом:

43. Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит;

44. Тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И пришед находит его незанятым, выметенным и убранным;

45. Тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и вошедши живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого…

«Это про меня, что ли? — не без удивлением подумал Петрович. — Когда мы с Витькой котами торговали, мне вроде как легче на душе стало. Но на самом деле выходит, не лучше мне стало, а хуже?.. Выходит страх-то мой и боль другая, гораздо худшая болезнь, заглушила. Даже не заглушила, а только спрятала на время… Потому там, в подвале, я и бросил Витьку, — старик закрыл лицо руками. — Ах, Витька, Витька!.. Что же ты наделал, сукин ты сын!.. Бизнес этот кошачий придумал… Но каким бы ты не был, там, в подвале, продал я тебя… Родную и теплую душу предал и нет мне прощения, старой гадине!»