Сергей Шангин - Осень для ангела

Директор возмущенно ринулся к троице и хотел было растолкать их, сбить с ног, дать леща, влепить затрещину, но пролетел мимо них, словно сквозь легкое облачко. По пути споткнулся о камушек и позорно свалился на траву.

Троица все с тем же равнодушием к его действиям прошагала мимо, стремясь быть ближе к призракам. Иван Васильевич не осознал полностью причины своей промашки и на всякий случай цапнул монашку за подол, но рука его прошла насквозь, не задев ничего материального.

— Призраки! — ошеломленно захлопал глазами директор.

Получается, что призраки пришли за призраками и что-то собираются с ними сделать. А вдруг не призраки, вдруг самодеятельные колдуны-шаманы? Намазались какой-нибудь мазью дьявольской, вот его рука и соскальзывает с них.

— Товарищи души, соблюдайте спокойствие, не слушайте их, не поддавайтесь на провокации, спокойно расходитесь по дома… извинюсь, по могилкам, — закричал Иван Васильевич, вскакивая на ноги и отряхиваясь. — Это шарлатаны, проходимцы, обманщики!

— Ну-ну, кричи громче, может, покойничков разбудишь! — захохотал Франт. — Куда же они пойдут, милай, кто же их пустит?

Директор лихорадочно перебирал в голове способы борьбы с черной магией. Святой воды под рукой нет, контрзаклинаний он не знает, даже креста нательного и того не имеет. Но есть же народные средства!

— Сгинь, нечистая сила! — завопил Иван Васильевич, творя крестное знамение трясущейся от волнения рукой.

— Не понял, это он про нас что ли? — обиделся Франт. — Эй, мужик, ты слова то подбирай!

— Пусть себе мелет что хочет! Нам это не мешает, делаем дело, утро не за горами!

— Не подействовало! — едва слышно прошептал Иван Васильевич.

Седьмым чувством он понял, что творящееся необычайно страшно для него лично. Вполне может быть, что и душам это событие чем-то может повредить. А самое главное, не вмешайся он, именно сейчас может произойти несправедливость. Кто еще, как не он, отец родной для всех этих овечек бесплотных, спасет их?

— Не дам! — Иван Васильевич пулей пролетел сквозь бестелесную троицу, грудью встал между ними и душами, раскинув руки крестом, всем видом выказывая крайнюю решимость бороться до конца за праведное дело.

Но троица все так же спокойно прошла сквозь него и продолжила свое гнусное дело. Ему показалось, что Франт при этом обидно ухмыльнулся, а Кудряшка укоризненно покачала головой, словно пеняя несмышленому проказнику.

Кудряшка открыла штуковину, которая и была, по всей видимости, загадочной ловушкой. Монахиня, зажав косу под мышкой, сплела странным образом пальцы и что-то забормотала себе под нос. Франт запрыгал чертом вокруг испуганно сгрудившейся толпы душ, с каждым кругом заставляя их все ближе и ближе подходить к ловушке.

Вот уже первая душа оказалась совсем близко от нее, вспыхнул еле видный свет, и душа моментально пропала, словно ее и не было. Затем следующая и еще и еще. Ловушка, словно пылесос, втягивала в себя одну душу за другой.

Троица продолжала свое грязное дело, не обращая ни малейшего внимания на возмущенно прыгающего среди них Ивана Васильевича. Они делали вид, что не слышат его обвинений и проклятий, едва заметно поеживаясь от особо грубых эпитетов.

Возмущенный до глубины души Иван Васильевич не стеснялся в выражениях, обзывая наглецов фашистами, садистами, идиотами и прочими неприятными словечками. Казалось бы, в душе его открылась некая заслонка, препятствующая дотоле излиянию подобных слов.

Мысли в голове Ивана Васильевича скакали как белки в колесе, перемалывая из пустого в порожнее одну и ту же глупую мысль: «Что делать? Что делать?». На память приходили всякие глупости типа все тех же святой воды и распятия. От тех вещей якобы злые духи сильно страдают, а то и вовсе пропадают.

Но где, бога ради, в двенадцать часов ночи на кладбище взяться той святой воде и распятию. Окромя забытой лопаты никакого оружия. Боже, если ты есть на этом свете… Стоп! А ведь это идея, покруче святой воды! В безнадежной ситуации тонущий хватается за соломинку, а коммунист за библию.

— Господи-и-и-и! — вскричал Иван Васильевич голосом полным боли и страдания. — За что дозволяешь твориться такому безобразию? Если ты есть на небесах, стукни по загривкам этих кровососов, сунь их в геенну огненную, накажи, чтобы другим неповадно было!

Иван Васильевич остановился на месте, судорожно прижав кулаки к груди, по лицу его текли слезы бессилия, голос прервался. На кладбище стояла тишина, нарушаемая едва слышным сопением охотников за душами. Внезапно тишину разорвала трель сотового телефона. Среди мрачного безмолвия кладбища звучала легкомысленная мелодия про какие то там «… як-цуп-цоп…».

Иван Васильевич от неожиданности вздрогнул, потом закрутил головой, недоумевая, откуда в столь поздний час на кладбище может оказаться человек с сотовым телефоном. Сам он новомодной техникой не пользовался, предпочитая старую проверенную. Стало быть посторонний кто-то, прохожий случайный забрел нежданно-негаданно.

Хотя в это время и случайный забулдыга, прикорнувший в тишине под кустом, вряд ли проснется, и уж тем более не решится сделать вечерний променад по кладбищу. Тем более маловероятно, что у него окажется с собой что-то кроме недопитой бутылки. И уж совсем невозможным было бы наличие у него сотового телефона.

Не менее его озадачились охотники за душами, переглянулись, забыв о своем занятии. Наконец Франт понял, что трель раздается именно в его кармане. Покопался, вытянул трубочку и, поднеся к уху, настороженно спросил:

— Алле, это кто?

— Дед Пихто! — раздался неожиданно громкий басовитый голос в трубке. — Канцелярия это! Жалоба на вас имеется от населения, типа беспредел творите, за базаром не следите, фуфел гоните! Есть мнение, что сие непорядок и безобразие!

— Мы же от усердия, исключительно для пользы общего дела…

— Пользу блюдите, а уложения не нарушайте!

— Так как же нам, ежели они упираются, как бараны тупые, ту пользу блюсти?

— Как хотите, это не мое дело! Жалоба поступила, я доложил, в личное дело вписал! Все, мальчики-девочки, времени нет, нужно еще штаны гладить на конкурс.

— Но…

Франт скривил недовольную физиономию, услышав в трубке короткие гудки. Раздраженно захлопнул раскладушку телефона, сунул в карман и засопел, как бешеный бык перед тореро, выпуская пар из ноздрей.

— Отставить ловушку, всем вольно! — резко приказал он Кудряшке.

— А чо ты распоряжаешься? Чай постарше тебя по званию есть! Ишь ты раскомандовался! Что, матушка, при таком раскладе делать-то будем? — обратилась она к Монахине, в голосе ее не звучало радости от поступившего распоряжения. — Эдак мы тут надолго застрянем!