Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни).

Я подошел к освободившейся фляге, наклонился над ней и осторожно втянул носом воздух.

Аля была совершенно права: из горловины вкусно пахло парным молоком! И ничем больше.

— И в самом деле: чего тут думать-то? Молоко свежее. Вопрос исчерпан! — внезапно охрипшим голосом заявил я.

Подхватил под локоток Алю и вместе с ней вышел в коридор. Ощущая затылком недоуменные взгляды свидетелей чудесного воскрешения молока.

— Это ты? — вполголоса спросил я Алю, когда мы вышли.

— Что? — она вскинула на меня невинные глаза.

— Это ты молоко э-э… освежила? — с трудом я подыскал формулировку.

— Ага! — просто ответила она.

— Как?!!

Аля пожала плечами:

— Не знаю… Само собой как-то получилось. Как с часами.

Я прижал ее к себе:

— Алька, чудо ты мое! Может, ты колдунья?

— Не знаю. Может быть, — она улыбнулась.

— Ты представляешь, какие слухи теперь поползут по округе?! Да что там слухи — легенды! К тебе же паломники потянутся! Не зарастет народная тропа… — вздохнул я.

— Кот, прости, — она потупилась. — Я как-то об этом не подумала. Я этого не хочу!

— Да ладно, чего уж теперь. Ты только в следующий раз постарайся не демонстрировать свои чудесные способности широкой публике. Хорошо?

— А тебе?

— А мне — можно. И даже нужно! — я засмеялся и легонько подтолкнул Алю в сторону нашей «квартиры». — Иди, Кошка, посиди дома и подумай о своем поведении. Можешь даже встать в угол!

— Вот еще! — фыркнула она и удалилась, гордо вскинув голову.

А я вернулся к месту явления чуда. Мизансцена не изменилась: поварихи по-прежнему сидели на полу и терли лбы, а Семен в полной задумчивости подпирал плечом дверной косяк.

— Так, уважаемые товарищи, вношу ясность: все, что вы видели только что, является лишь плодом вашего воспаленного воображения! Потому как передовая материалистическая наука чудеса отвергает. Ясно? — заявил я и грозно уставился на ушибленных поварих.

— Ясно! — нестройным хором ответили они.

Лейтенант хмыкнул. Я свирепо посмотрел на него и продолжил:

— А если серьезно, то чтобы — ни-ко-му! И ни-ни! Узнаю, что проболтались — уволю к лешему! Не глядя на регалии и заслуги! Понятно?

— Нет! — пискнула Нинка (или Инка?).

— Что именно непонятно? — нахмурился я.

— Кто не глядя нарыгали?

Лейтенант заржал и вывалился за дверь. Из коридора донесся мощный хохот. Будто там веселился целый табун лошадиных призраков бывшей конюшни.

Я скорбно вздохнул: с кем приходится работать!

— Короче, никому ничего не болтать! А регалии — это награды такие. Вроде ордена.

И с достоинством вышел из пищеблока.

30 сентября, 23.20,

Кобельки, участковая больница

Я смотрел в сторону затерянного в кромешной тьме озера и испытывал легкое чувство дежавю. Где-то там, довольно далеко от берега, опять горел огонь. Как и прошлой ночью. И опять при виде мерцающего оранжевого пятнышка навалилась неясная тревога.

В дверь кабинета постучали. Я оторвался от окна и обернулся:

— Войдите!

Вошла Мария Глебовна.

— Пал Палыч, я закончила, можно домой? — Вид у акушерки был усталый. Да и немудрено.

— Да, конечно! Давно пора, — через силу улыбнулся я.

Все-таки как просто навесить на человека ярлык — и тут же изменить к нему отношение! Пока у нас нет никаких доказательств причастности Марии Глебовны к убийствам, а я уже смотрю на нее как на врага народа. И цежу сквозь зубы. А вдруг мы ошиблись?

— Мария Глебовна! — окликнул я ее.

Она обернулась уже в дверях:

— Да, доктор?

— Вы бы не задерживались так допоздна, а? Устаете ведь!

Акушерка невесело улыбнулась.

— Да я бы рада. Но только не получается как-то. А теперь, с ранением Антона, и вовсе невмоготу стало. Люди-то меньше не болеют, — она пристально взглянула на меня и добавила: — А вот вам, Пал Палыч, и в самом деле отдохнуть бы! Глаза у вас совсем ввалились. Да и Аленьку поберечь надо… особенно теперь!

— Я ее всегда берегу, независимо от времени суток! — улыбнулся я.

Алька умудрилась влюбить в себя не только меня, но и всю больницу!

Мария Глебовна как-то странно посмотрела на меня и покачала головой. Потом открыла было рот, собираясь что-то сказать, но передумала.

— Ладно, вы идите, а то я вас еще больше задерживаю, уговаривая не задерживаться! — рассмеялся я.

— Спокойной ночи, Пал Палыч!

— Спокойной ночи!

Едва акушерка вышла за порог, я вытащил из кармана портативную рацию, выданную мне лейтенантом, и забубнил в нее:

— Первый, первый, я второй! Лед тронулся! — и мысленно заржал. Кодовую фразу предложил я, беззастенчиво сдув ее у Ильфа с Петровым.

— Второй, понял тебя. Наблюдаю ледоход. Присоединяйся! — прохрипела рация.

— Есть присоединяться! — отрапортовал я и, сорвав с себя халат, рванул было к выходу из больницы.

Но вдруг остановился. И открыл дверь своей казенной «квартиры».

Аля с ногами забралась в любимое кресло и с упоением читала «Мастера и Маргариту». Если мне не изменяет память, уже в пятый или шестой раз.

— Котенок, мне нужно уйти. Правда нужно. Семен просил ему помочь кое в чем. Ты меня не дожидайся, ложись спать, хорошо? — я наклонился и с наслаждением зарылся лицом в ее волосы.

Она тихо засмеялась:

— Обожаю, когда ты так делаешь! Конечно, иди, если нужно. Только будь осторожен, ладно?

— Обещаю! — я приник к ее губам и на какое-то время выпал из реальности. Вернулся, когда кончилось дыхание.

— Кот, ты обязательно разбуди меня, когда вернешься! Ну, так, как ты умеешь! — Аля лукаво посмотрела на меня.

— Слово джентльмена! — я еще раз поцеловал ее и выскочил за дверь.

В кармане уже вовсю хрипела рация:

— Второй, ледоход на озере! Повторяю, ледоход на озере! Встречаемся у моей пристани. Как понял?

— Первый, понял тебя хорошо! Встречаемся у твоей пристани. Три минуты!

Через заявленное время я действительно был у знакомого милицейского катерка.

— Ты куда? — лейтенант поймал меня за штаны, когда я уже перебросил ногу через борт катера.

— Как куда? Сюда! — удивился я.

— Нет, Палыч, катер нам сейчас не нужен. На веслах пойдем, — и он указал на надувную лодку, скромно притулившуюся рядом со своим большим братом.

— Это почему?!

— Мозги включи! Ночью, в тишине, мотор слышно за десять верст. А наша задача — проследить за Марьей. Она только что отплыла: гребет прямо в озеро. Если услышит погоню — вернется. И накрылась тогда наша операция медным тазом.

— Давно отплыла?! — встрепенулся я.

— Минут пять назад.

— Так чего ж мы стоим? Поплыли, потеряем ведь! — я прыгнул в лодку.

— Не дрейфь, не потеряем! — лейтенант залез следом и натянул на голову какой-то странный прибор.

Приглядевшись, я догадался, что это.