Наль Подольский - Повелитель теней: Повести, рассказы

Тяжелый вечер, недобрый. Это чувствуют все, угрюмо расползлись по палаткам. Душно, словно перед грозой, а небо — без облачка, сухое, сероватое, пыльное. На горизонте зарницы.

Он лежит на спальном мешке, одет, будто ждет чего-то. В горле жжение, во рту сухо, беспокойно и даже страшно, неизвестно чего.

Она рядом, усталая, спит свернувшись калачиком и иногда вздрагивает, — видно, снятся тревожные сны.

То ли грезит он наяву, то ли спит… нет, не спит и не грезит… это что-то другое…

Просто — странная легкость, просто — тяжесть исчезла, и это слегка пьянит. Думает: можно подняться — и тут же поднимается вверх. Видит внизу свое тело, лежащее на спальном мешке, смотрит на него равнодушно, как на что-то чужое, ненужное. Рядом она, на нее — с жалостью. Проплывает сквозь полог палатки, как сквозь завесу дыма. Плывет над землей. Темно. Опускается, становится на ноги, идет, вернее, плывет, чуть приподнявшись над степью. Что-то ищет, что-то должен найти. Никак не вспомнить, что именно. Мучительно роется в памяти. Вспомнил: черный клубок. И тут же находит: вот он, лежит под ногами. Поднимает: какая тяжесть, придавливает к земле, чего доброго, свалит с ног. Теперь уж не поплывешь в воздухе, еле удается идти, как против ветра. Да, для невесомого и пушинка — тяжелый груз.

Шаг за шагом, с трудом. Останавливается передохнуть. Впереди цветное мигание, приближается звук — трепетание крыльев большой стрекозы. ОНО опускается, садится на землю, останавливается совсем рядом.

Он разглядывает: самолет из бамбука, обтянут шелестящим пергаментом, под крыльями — цветные бумажные фонари. Они мигают ему. Красная вспышка, желтая, две лиловых и снова желтая. Их язык почему-то понятен:

— Беспрекословное повиновение. Поднимитесь на борт самолета.

Он стоит неподвижно: нечто вроде паралича.

Фонарики терпеливо ему повторяют:

— Беспрекословное повиновение. Поднимитесь на — борт самолета.

Его воля тускнеет. Он делает шаг вперед.

На носу самолета — рожа: необъятных размеров рот и косые глаза.

Он подходит вплотную. Пасть разверзается, нижняя челюсть отпадает к земле: трап.

Он с трудом одолевает ступеньки. Рот захлопывается, самолет взлетает. Дребезжит тихонько пергамент, и в бамбуковых раскосах жужжит ветер.

А внутри совершенно пусто. Везде бамбук и пергамент.

— Есть здесь кто-нибудь?! Отзовитесь! — Нет ответа, лишь пение ветра.

— Отзовитесь же! Отзовитесь! — Он стучит кулаками в обшивку.

Гулкий гром барабана, и опять становится тихо.

Значит, это просто ловушка?! Летучая мышеловка? Он в бешенстве. Молотит кулаками в обшивку, пинает бамбук ногами, старается поломать хоть что-нибудь — но пергамент крепок, не рвется, лишь ревет, как сто барабанов.

Он в бессилии опускает руки. Чувствует на себе чей-то взгляд. И внезапно видит пилота. Пропадает, испаряется злоба. Как же он не заметил сразу?.. Оттого, что тот сидит слишком низко. На полу, на циновке, в самом носу самолета. Глаза большие, раскосые и такие печальные, что от их взгляда хочется плакать. Курит длинную трубку с крохотным чубуком. От нее черноватый дым и дурманящий пряный запах. Аромат цветущего луга.

Пилот медленно поворачивается, вынимает изо рта трубку и печально кивает:

— Осторожно, сейчас вы споткнетесь.

Не хочу спотыкаться… не буду… аккуратно, осторожно шагнуть…

Спотыкается, падает. Ощущения пропадают. Остается: я — это я, и еще — глухая тоска.

Открывает глаза: светло и кругом голубое небо. Перед ним на циновках двое, лица белые, дряблые, женственные, курят тонкие трубки и во что-то играют, наподобие шахмат. Какая тоска… безнадежная глухая тоска…

На доске происходит что-то. Фигуры медленно двигаются. Он приглядывается… это что же такое… как же так… на доске мечется черный клубок…

Сквозь тоску пробирается ярость. Разрастается, бьется в виски, застилает глаза. Ах, грабители, воры, да я вас!

Не может сдвинуться с места.

Появляется девушка — распущенные черные волосы и печальные большие глаза. Первая мысль: с тем пилотом они брат и сестра. Она очень красива. Склоняется в поясном поклоне, касаясь маленькими пальцами пола:

— Вас приглашают сесть и наблюдать за игрой.

Он садится.

Она приносит низенький чайный столик, опускается на колени и разливает чай.

Он разглядывает игру. На доске нет никаких клеток или делений, она резная, из черного дерева. О, да это рельефная карта! Вырезаны искусно горы, моря и реки, леса, города. Красивая старинная вещь… А фигуры престранные — кубики, пирамидки с человечьими головами и диковинные несуразные чудовища, то ли ящерицы, то ли жабы.

Играют лениво, фигур почти не касаются, да и то не в центре доски, а с краю, поближе к себе. Клубок мечется в середине и как будто пытается пробить брешь в кольце из фигур. Но его теснят пирамидки и кубики, обступают со всех сторон, и ему больше некуда двигаться. Клубок затихает.

Один из женственнолицых говорит что-то тихо и коротко.

— Что он сказал?

— Фигура уходит с доски, — отвечает девушка и берет клубок в руки, — вы можете это взять на память о посещении. — Протягивает клубок ему.

Только это уже не клубок, а шарик из черного дерева, выточенный на токарном станке.

— Вы убили его. Зачем? — спрашивает он тихо.

Женственнолицый поднимает на него глаза, в них покой и скука. Углубляется снова в игру.

— Каждая фигура вступает в игру добровольно, — поясняет девушка бесстрастно-заученным тоном.

— Нет, вы должны мне сказать! Зачем, зачем это?

Она смотрит ему в глаза. Если бы не глубокий покой ее взгляда, его можно было бы назвать удивленным.

— Один из императоров дома У много сделал для государства. Но для личного усовершенствования у него не было времени, и его душа испытывает страдания. Высший разум находит это несправедливым и допускает повторное распределение ценностей.

— Это подло, ужасно! — На него накатывает звериное бешенство, и он даже успевает ему удивиться. — Это страшное свинство!

Пауза.

— Высший разум находит ваши доводы неосновательными.

Ярость наполняет его ощущением безграничной разрушительной силы.

— Я вам покажу высший разум! — Он бросается на женственнолицых.

Не может сдвинуться с места.

А они растворяются в воздухе, остается лишь черный дым и аромат цветущего луга. Дым сгущается в темноту.

Толчок. Ощущение тяжести.

Он садится на спальном мешке. В висках стучит злоба.

— Я вам покажу высший разум!

Выходит тихо наружу и в палатке, где хранятся находки, отыскивает на ощупь пакеты. Стараясь их не рассыпать, несет к раскопу.

Шуршит земля под лопатой в рыхлой земле отвала, опускаются в яму пакеты, закрываются надежно землею. А сверху, на всякий случай, он обрушивает еще слой отвала.