Александр Светин - Anamnesis morbi. (История болезни)

Я прибавил газу. «Лендровер» проскочил стометровку, как заправский спринтер. И на полной скорости вошел в поворот.

— Палыч, ты только машину не опрокинь! Иначе — кранты, — попросил Ванька, отсвечивая в сумраке побелевшим лицом.

Промычав что-то невнятное, я еще дожал педаль. Машина опасно наклонилась, но все четыре колеса цепко держали дорогу. Опять потянулись томительные секунды ожидания: вот уже повернули примерно на сорок пять градусов, на девяносто… Мы опять хором всматривались вперед, умоляя шоссе перестать дурачиться и выпрямиться.

Оно вняло. Развернувшись почти на сто восемьдесят градусов, дорога опять стала прямой, насколько хватало взора. Теперь мы мчались в прежнем направлении, вновь оставив Хозяина где-то позади…

…Он вынырнул из-за макушек деревьев совсем рядом. Чуть сзади и левее. И тут же из клубящейся темной тучи вывалился давешний «язык», настигая «Лендровер».

— Палыч, жми! — Петрович втиснулся в узкое пространство между передними сиденьями, пытаясь сбежать подальше от темноты, лижущей дорогу всего в каком-нибудь метре от заднего бампера.

Я вбил педаль в пол. Машина недовольно зарычала и прыгнула вперед. «Язык» отстал еще на метр. Но не более.

В предрассветном сумраке мы неслись наперегонки со смертью. Хозяин не отставал. Теперь любая колдобина, любая ямка на дороге, любое препятствие, которое вынудило бы нас снизить скорость, означали бы немедленную гибель. Не говоря уж о повороте. В полной тишине, нарушаемой лишь ровным гулом двигателя, да свистом ветра в открытых окнах, прошло несколько минут. Смертельный «язык» волочился по дороге следом в нескольких метрах, не догоняя нас пока, но и не отставая.

Шоссе пошло в гору. «Лендровер» начал взбираться на довольно высокий холм. И, разумеется, замедлился!

— Палыч, догоняет! Давай быстрее! — не замечая этого, Петрович больно колотил меня по правому плечу.

Я попытался дожать педаль газа, ан нет: она уже и так плотно прижималась к полу. Машина бежала на пределе своих возможностей. Ну, не «Феррари» это, внедорожники как-то к гонкам не приспособлены. Другие у них задачи.

— Не могу! Все, мы на пределе! — безнадежно констатировал я, пытаясь продавить педалью пол.

«Язык» приближался. Медленно, как-то даже нехотя, будто понимая, что жертве все равно никуда не деться. Впрочем, так оно и было. Хозяин наверняка сейчас наслаждался нашим ужасом: не зря ведь тогда, в памятной ночной беседе в прихожей Ванькиной квартиры, дьявол признался, что очень хорошо чувствует эмоции. Особенно страх.

— Полтора метра! — начал обратный отсчет Ванька, поджимая ноги.

Странно, но за все время погони Кларочка не проронила ни слова. Вот и сейчас, она сжалась в комочек на заднем сиденье, молча глядя вперед, на дорогу. Казалось, присутствие смертельной опасности в каком-то метре за спиной, ее совершенно не трогало. И эта ее реакция, вернее, отсутствие таковой, странным образом тревожило меня даже больше, чем смертельное дыхание Хозяина в затылок.

— Как ты, малыш? — спросил я, на миг обернувшись.

Она пожала плечами и закрыла глаза. В полном недоумении, оттеснившем на мгновение страх, я вернулся к дороге. Да что же это с ней такое?!

— Метр! — сообщил Петрович.

До вершины холма, надвое рассеченной шоссе, оставалось совсем немного. В моем оцепеневшем сознании заворочалась надежда: если удастся перевалить за вершину раньше, чем «язык» нас настигнет, появится шанс. Под горку-то «Лендровер» помчит быстрее!

— Пол метра!

Пустые надежды! Не успеть нам. Еще пару секунд — и Хозяин вылижет машину, как пустой стаканчик из-под мороженого. И побежит трудяга «Лендровер» под горку с четырьмя свежими покойничками внутри… Обидно.

Я поймал себя на том, что страх и впрямь куда-то исчез. Осталась лишь спокойная обида на то, что вот так, у самой цели, закончилась наша авантюра. Что все — зря. А самая главная из обид просто разрывала мозг: «Даже в море не искупались!»

— Даже в море не искупались! — сокрушенно повторил вслух мою мысль Петрович и добавил: — Все, кранты. Сейчас…

«Лендровер» вылетел на вершину холма. Мы зажмурились. Но не в ожидании неминуемого конца, а от солнца, которое вынырнуло из моря и полоснуло лучами по глазам.

— Исчезло… Совсем исчезло! — недоверчиво пробормотал Ванька. Сидя спиной к солнцу, он единственный сохранил зрение.

Отчаянно жмурясь, я ударил по тормозам и притер машину к обочине. И заглушил двигатель.

В наступившей тишине мы просидели несколько минут. Просто впитывая солнце, запахи раннего утра и ветер с моря. Наслаждаясь тем, что — живы.

10 августа, 11.25,

о. Крит, Ираклион, клиника Св. Варфоломея

— Тина, я хочу тебя кое с кем познакомить! — сообщил Андре вышедшей из палаты стройной невысокой женщине с красивым, но невероятно усталым лицом. — Это Павел, врач из России. Он лечил Димаса Антониди, и тот завещал ему кое-что сделать. А это — его друзья и коллеги.

Тина удивленно вскинула брови и вопросительно посмотрела на лейтенанта:

— Из России? От Димаса? Но…

— Не волнуйся, у меня было много возможностей проверить их на предмет отсутствия злых умыслов, — улыбнулся Андре. — Поверь мне на слово: события минувшей ночи доказали, что ЭТИ посланцы Димаса — друзья.

— Поверю, — женщина тоже улыбнулась. — Рада знакомству, Павел! — И протянула руку.

Я осторожно ее пожал и поспешил представить коллег:

— Это Клара.

Улыбка и изящный книксен. Господи, и где только научилась-то?!

— А это Иван.

Петрович по-военному кивнул головой и долго тряс своей лапищей узкую ладошку Тины.

— Тина, времени у нас мало, поэтому я начну с самого главного: Павел привез ключ! — торжественно заявил Андре.

— Ключ?! — удивилась женщина.

— Ну да, ключ. К шифру, — уточнил лейтенант.

Тина перевела недоверчивый взгляд на меня:

— У вас и в самом деле есть трафарет?

— Ну, если уж быть точным, то он — у Андре. Я передал ему на ответственное хранение. Но привез ключ я, это правда.

— И вам действительно передал его Димас?

— Опять же, не совсем так. Он лишь сказал, где находится печать. А ключ был с ней вместе.

Опять недоумение на лице.

— Печать? Какая печать?

— Вот эта, — я вытащил камень из-за ворота рубашки.

Тина протянула было руку к моей груди, как вдруг меня осенило:

— Осторожно! — воскликнул я, отшатнувшись.

Андре схватился за кобуру, а Петрович присел и полез в штаны за своим револьвером.

— Что случилось? — озадаченная, Тина так и застыла с протянутой рукой.

— Видите ли… не знаю, как вам это объяснить, но до сих пор печать не давала притрагиваться к себе женщинам! — попытался сформулировать я.

— То есть?!