Бен Ааронович - Луна над Сохо

Она назвала мне его адрес. Это оказалось в Уимблдоне, и я, поскольку все еще был на южном берегу Темзы, решил немедленно туда отправиться. К тому же я был абсолютно уверен, что дамоклов меч, повисший над моей головой после угона машины скорой, рано или поздно таки упадет. И приближать момент его падения мне отнюдь не хотелось.

— Не уверена, что понимаю, зачем вы здесь, — проговорила миссис Беллраш, предложив мне чашечку чая.

Я взял чашечку вместе с блюдцем (тонкий фарфор, наверняка специальный гостевой сервиз) и пристроил на коленях. Поставить ее обратно на сверкающий чистотой стол красного дерева я не осмелился, а уж о том, чтобы крайне неустойчиво приткнуть ее на подлокотнике дивана, не могло быть и речи.

— Нам положено расследовать все случаи внезапной смерти, — пояснил я.

— Чего ради? — спросила миссис Беллраш, изящно усаживаясь в кресло напротив меня.

Аните Беллраш, вдове Генри Беллраша по прозвищу Трубач, было лет пятьдесят пять. Одета она была в лиловые широкие брюки и тщательно отглаженную белую блузку. Волосы у нее были светлые, песочного оттенка, а голубые глаза неприветливо щурились. Она жила в частном доме из серого кирпича, построенном где-то в середине тридцатых. Таких домов на окраинах британских городов множество. Этот конкретный дом находился в Уимблдоне, и в нем было много добротной дубовой мебели, устеленной ажурными салфеточками. На стульях красовались чехлы в цветочек, на полках стояли дрезденские статуэтки. Все это было как-то по-мещански — но иначе, чем бывает в домах одиноких кошатниц. Возможно, дело было в холодном взгляде серо-голубых глаз миссис Беллраш, но я отчего-то явственно ощущал, что здесь царит мещанство агрессивное, нет, даже воинствующее. То самое, которому достало силы и воли завоевать Империю и при этом сохранить способность со вкусом одеться к ужину. Если бы тут осмелился появиться хоть один представитель семейства сборной мебели ИКЕА, то наверняка вспыхнул бы сам собою и бесславно сгинул.

— Из-за Гарольда Шипмана, [26] Гарольд Шипман (1946–2004) — серийный убийца, орудовавший в пригороде Манчестера. Убивал своих пожилых пациенток, вкалывая им морфий. Он подделывал завещания жертв и получил довольно неплохую прибыль. — ответил я. — Знаете такого?

— Тот врач, что убивал своих пациентов? — уточнила она. — Ясно. Делаете произвольную проверку неожиданных смертей для подтверждения отчетности. И наверняка используете автоматические системы распознавания образцов для выявления необычных тенденций в статистике.

Звучало заманчиво. Но я был убежден, что мы не используем ничего подобного, — потому что в работе полиции есть одно простое правило: проблемы сами тебя найдут, так что специально их выискивать не надо.

— Я только собираю данные, — сказал я.

— Конечно, кто-то же должен этим заниматься, — сказала она. — Хотите печенья?

Печенье было хорошее, дорогое, с глазурью из горького шоколада — никак не меньше пятидесяти процентов какао.

Генри Беллраш научился играть на кларнете, когда служил в армии. Он поступил в Королевский инженерный корпус и со временем дослужился до майора. После чего, в самом начале двухтысячных, ушел на пенсию довольно молодым.

— Мы познакомились в армии, — проговорила миссис Беллраш. — Он был блестящим капитаном, как и я. Это было очень романтично. Но в те времена стоило только выйти замуж — и тебя тут же отправляли в отставку.

Как ни парадоксально, на гражданке миссис Беллраш устроилась примерно на ту же должность, которую занимала в армии.

— Только, конечно, зарплата была гораздо привлекательнее.

Я спросил, что это была за должность, но миссис Беллраш ответила, что не может мне этого сказать.

— Это строго секретно, — ответила она. — Вы же понимаете, закон о государственной тайне и все такое прочее.

Она умолкла и отхлебнула чай. Потом взглянула на меня поверх чашки.

— Так что вы хотели узнать о смерти моего мужа?

Если кто и был счастлив на пенсии, так это Генри Беллраш. У него был дом с садом, любящие внуки — и, конечно, любимая музыка. Иногда он вместе с друзьями играл в одном местном пабе — исключительно для собственного удовольствия.

— Но он был членом Союза музыкантов, — заметил я.

— В этом весь Генри, — сказала вдова, — он ведь вышел из низов и всегда ощущал духовное родство с простыми людьми.

— А вы не замечали в его поведении ничего странного? — задал я стандартный вопрос.

— Например? — слегка насторожилась она.

— Задержки допоздна, неожиданные отлучки без объяснений, забывчивость, — перечислил я. Без всякого результата. — Смена старых привычек? Необычные счета, чеки по оплате кредитной картой?

Вот теперь попал. Она взглянула мне в глаза и тут же отвела взгляд.

— Он регулярно делал покупки в одном магазине в Сохо, — сказала женщина. — От меня он даже не пытался это скрыть, и в выписках по его кредитке эти покупки зафиксированы. А после смерти Генри я нашла в его кошельке несколько чеков.

Я спросил, откуда они.

— Из «Чулочка», — ответила она.

— Это же бутик женского белья?

— Вы его тоже знаете?

— Один раз проходил мимо, — ответил я. На самом деле я как-то раз целых десять минут пялился в витрину этого бутика, но это было в три часа ночи, я был на дежурстве и умирал со скуки. — А вы уверены, что он купил это не вам в подарок?

— Я совершенно уверена, что никогда не получала таких смелых подарков, как, например, алый корсет «Элоэтта» из натурального шелка и трусики к нему, — ответила она. — Не то чтобы я была против. Меня бы такой подарок шокировал, да — но не могу сказать, что мне было бы неприятно.

Люди предпочитают не говорить об умерших плохо, даже если те были негодяями. А уж о близких и родных — тем более. Сознательно забывают все плохое, что сделал им покойник, — да и для чего это помнить? Он ведь все равно уже больше так никогда не сделает. Поэтому следующий вопрос я задал максимально нейтральным тоном:

— Вы полагаете, у него была связь на стороне?

Она встала и, подойдя к антикварному столику, взяла с него конверт.

— Учитывая специфику этих подарков, — проговорила она, протягивая конверт мне, — я не могу найти другого объяснения. А вы?

В конверте оказалась пачка чеков, большей частью напечатанных обычным кассовым аппаратом, но было и несколько заполненных от руки — как я понял, нарочито старомодным почерком. Наверху каждого такого чека стоял логотип — «ЧУЛОЧЕК».

«Ваш Генри мог быть и трансвеститом», — подумал я, но вслух это предположение высказывать не стал.

Джакомо Казанова, первый жеребец Италии, прибыв в Лондон, обнаружил, что одна из его экс-любовниц и мать его детей скрывается в Карлайл-хаусе, бывшей резиденции герцога Солсбери, фасад которой выходит на площадь Сохо. Эту даму звали Тереза Корнелис, [27] Тереза Корнелис (1723–1797) — итальянская певица, театральный антрепренер, хозяйка салона, куртизанка, авантюристка. В 1760 году обосновалась в Лондоне, где в купленном ею особняке семейства Карлайл и квартале Сохо давала пышные приемы, концерты и костюмированные балы для английской и европейской аристократии. и за заслуги в области развлечений, прожигания жизни и организации изысканных салонов она получила прозвище Царицы Наслаждений.