Бен Ааронович - Луна над Сохо

За ними вошли и мы с сержантом Стефанопулос — и да, считалось, что мы вошли первыми, поскольку не принадлежали к группе быстрого реагирования. Под куртками у нас были бронежилеты, на поясах — телескопические дубинки. За дверью обнаружился коридор без окон. В конце его с левой стороны была запертая дверь, а с правой — лестница вниз. Мои поиски выключателя были вознаграждены: коридор осветился тусклым светом сорокаваттной лампочки, свисавшей с потолка без всякого плафона. На стенах были допотопные обои в красно-золотую завитушку, повсеместно отклеивающиеся под потолком.

Сержант Стефанопулос, хлопнув по плечу кого-то из спецназовцев, указала ему на закрытую дверь. Снова удар тараном, еще один выход парней со щитом и ружьем, потом за ними последовали несколько сотрудников отдела убийств, а с ними и представители местной Группы боевого содействия. Их делом было зачистить верхние этажи здания. Мы же со Стефанопулос направились вниз.

Я посветил фонариком в темную глубину лестничного пролета. Ступеньки покрывал износостойкий палас с коротким ворсом — такой часто стелют в кинотеатрах и детских садах. Он тоже был красно-золотой, в тон обоям. У меня вдруг возникло сильное недоброе предчувствие, которое могло быть вестигием — а могло и просто естественным нежеланием спускаться по темной лестнице в зловещую неизвестность.

Было слышно, как спецназовцы поднимаются, топоча, словно стадо слонов на лесопилке. Стефанопулос посмотрела на меня, я кивнул, и мы начали спускаться. У ГБС мы одолжили пару сверхмощных фонарей для работы под землей, и их яркие лучи осветили билетную будочку на лестничной клетке. Рядом с ней в нише находилась стойка, за которой зияла черная бездна — я уповал на то, что это просто вход в раздевалку.

Медленно и осторожно я шел вниз по ступенькам, держась рядом со стеной, так, чтобы видеть максимум пространства впереди. Мне отнюдь не хотелось, чтобы кто-нибудь внезапно выскочил навстречу. Следующий пролет вел совсем в другую сторону, напротив билетной кассы была дверь с табличкой «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Пахло плесенью и отсыревшим ковром, и это почему-то обнадеживало. Перегнувшись через стойку, я посветил фонарем в глубину раздевалки и увидел узкое помещение в форме буквы Г, а в нем — рейки с пустыми крючками для одежды. Я перелез через стойку и вошел в раздевалку. Здесь не было ни забытых плащей, ни сумок, только на полу валялись бумажки. Я поднял одну. Это оказался отрывной корешок билета. Я вышел из раздевалки через дверь для персонала и снова оказался на лестничной площадке. Стефанопулос с тревогой смотрела на меня сверху.

— Что там?

Я только помотал головой. Она щелкнула пальцами, и двое детективов из отдела убийств, прихватив перчатки и пакеты для вещдоков, принялись осторожно спускаться. Одним из детективов оказалась молодая сомалийка в кожаной байкерской куртке и дорогом шелковом черном хиджабе. Поймав мой взгляд, она улыбнулась и прошептала:

— Я ниндзя-шахидка.

Обычно полиция при проникновении в здание любит производить шум. Потому что всегда хорошо, чтобы потенциальные преступники успели как следует подумать, стоит ли в данный момент совершать глупости, если только не имеешь дело с психически неуравновешенными. Мы же двигались очень тихо, в первую очередь для того, чтобы я мог во время спуска по лестнице почувствовать или услышать какой-нибудь вестигий. Я попытался объяснить Стефанопулос, что это такое, но она, по-моему, не поняла. Хотя в общем не возражала против того, чтоб я пошел первым.

Сперва я увидел основание шкафа. В луче моего фонаря заблестело красное дерево, сверкнули медные ручки. По мере того как я спускался, весь шкаф постепенно выступал из тьмы. Передняя и задняя зеркальные стенки давали двойное отражение, и я сообразил, что передо мной гадальный автомат и стоит он аккурат посреди входа в зал клуба. Посветив фонарем вокруг, я заметил стулья, поднятые на столы, чуть подальше угадывалась барная стойка, а еще дальше — едва заметные темные прямоугольники дверей.

Вестигий вломился в мое сознание в виде яркой вспышки солнечного света, запаха сигаретного дыма, бензина, дорогого одеколона, новой кожаной обивки салона автомобиля. В ушах зазвучала «I can't get no satisfaction» группы «Роллинг Стоунз». Поспешно сделав пару шагов назад, я осветил фонарем внутренность гадального автомата.

Вопреки обыкновению, в нем не стоял бюст «предсказателя». Вместо бюста была голова — она венчала собой прозрачный стеклянный цилиндр, стянутый для надежности медными обручами. Из обрубка шеи тянулись две надувные камеры, неприятно напоминающие легкие. На голове был, как и полагается, тюрбан, однако приличествующая борода лопатой и тонкие усики отсутствовали. Кожа была как восковая, и все вместе выглядело до ужаса настоящим — ибо таковым и являлось.

— Ларри-Жаворонок, надо полагать, — констатировал я.

Стефанопулос подошла ближе.

— О боже, — выдохнула она. Потом достала из кармана фотопортрет — фас и профиль, память о криминальной карьере Ларри-Жаворонка, — и сличила его с оригиналом.

— При жизни он выглядел лучше, — заметил я.

Я почувствовал, что сейчас что-то будет, — это до странности напоминало мои ощущения на занятиях, когда Найтингейл показывал заклинание или форму. Точно так же что-то заметалось на самом краю сознания. Но… нет, все же немного иначе. Оно щелкало и стучало, как шестеренки в часовом механизме.

И вдруг как будто настоящий часовой механизм пришел в движение: это со свистом наполнились воздухом камеры под головой Ларри, подняв в воздух облачко пыли. Рот открылся, показались неестественно белые зубы. Мышцы на горле напряглись, и голова заговорила:

— Приглашаем всех и каждого в сад неземных наслаждений! Здесь усталый пилигрим может сбросить пыльный плащ пуританских запретов, ослабить тесный корсет буржуазной морали и сполна вкусить все удовольствия, какие только может подарить жизнь.

Рот так и остался открытым, когда скрытый механизм снова защелкал и засвистел, наполняя камеры новой порцией воздуха.

— Ради Христа, умоляю, убейте меня! — взмолился Ларри. — Пожалуйста, убейте!

Сержант Стефанопулос ухватила меня за плечо и потянула назад, к лестнице.

— Звоните своему шефу, — велела она.

Камеры под головой Ларри наполнились воздухом в третий раз — однако мы так и не узнали, собирался ли он молить о смерти или хотел напомнить, что здесь можно купить изысканные яства. Как только мы отступили и оказались больше чем в ярде от автомата, губы Ларри сомкнулись, и воздух с неприятным свистом вышел из камер.

— Питер, звоните шефу, — повторила Стефанопулос.