Кассандра Клэр - Город священного огня (др. перевод) (ЛП)

– И от меня требуется только занять трон?

– И пообещать остаться здесь со мной на всю жизнь. А она, стоит признать, будет очень долгой. Когда мир будет закрыт, я стану не просто неуязвимым; я буду жить вечно. И вот я жив во веки веков, и имею ключи ада и смерти .

– Ты хочешь это сделать? Отказаться от Земли, от своих Темных Охотников, от мести?

– Мне все равно это начинало наскучивать, – сказал Себастьян. – Сейчас все стало интересней. По-правде говоря, ты мне тоже начинаешь надоедать. Решай, ты сядешь на трон или нет? Или тебе нужны еще убеждения?

Клэри хорошо знала его методы убеждения. Ножи под ногтями, рука на горле. Часть ее хотела, чтобы он убил ее, забрал право выбора. Никто не мог ей помочь. В этом деле она была одна.

– Я не единственный, кто будет жить вечно, – сказал Себастьян, и, к ее удивлению, в его голос проскользнула ласка. – Разве тебе никогда не хотелось стать героем с тех пор, как ты узнала о Сумеречном мире? Быть особенной из особенных? Каждый по-своему хочет быть героем нашего времени.

– Герои спасают мир, а не уничтожают .

– И я предлагаю тебе такой шанс. Когда ты воссядешь на трон, ты спасешь мир. Своих друзей. У тебя безграничная власть. Я делаю тебе большой подарок из любви. Ты можешь принять свою тьму и одновременно сделать правильный поступок. Разве так ты не получишь все, чего желала?

Клэри закрыла глаза на мгновение. Этого было достаточно, чтобы увидеть лица дорогих ей людей: Джейса, мамы, Люка, Саймона, Изабель, Алека. И многих других: Майи и Рафаэля, Блэкторнов и маленькой Эммы Карстаирс, фейри, Конклава, даже слабый образ ее отца.

Она открыла глаза и подошла к трону. Услышала, как Себастьян резко вздохнул. Несмотря на уверенность в его голосе, он все равно испытывал сомнения. Он не был в ней уверен. На окнах за тронами мелькали пейзажи, как на видеоэкране: на одном разруха, на втором взятие Аликанте. Девушка заметила Зал Соглашений, поднимаясь по ступенькам. Двигалась уверенно. Она приняла решение; больше никаких сомнений. Трон был огромным; все равно что взбираться на платформу. Его золотой орнамент был ледяным под ее касанием. Она поднялась по последней ступеньке, повернулась и заняла свое место.

Казалось, будто она сидела на вершине горы и смотрела на простирающиеся перед собой земли. Клэри увидела Зал Совета, Джейса, неподвижно лежащего у стены. Себастьяна, глядящего на нее с улыбкой.

– Молодец, – сказал он. – Моя сестра, моя королева.

Двери в Зал взорвались так, что все осколки полетели вовнутрь. Осколки мрамора и дерева летели, словно раздробленные кости.

Эмма уставилась на одетых в красное воинов, которые потоком вливались в Зал, а за ними фейри в зеленом, белом и серебряном. А за ними уже нефилимы: Сумеречные Охотники в черном обмундировании, отчаянно пытающиеся защитить своих детей.

Волна стражей поспешила навстречу Омраченным, но была повержена. Эмма наблюдала за всем происходящим, как в замедленном действии. Она знала, что поднялась на ноги, и Джулиан тоже, сунув Тавви в руки Ливии. Они оба пытались загородить собой младших Блэкторнов, насколько безнадежно это бы ни было.

Вот так все и закончится, подумала она. Они скрылись от воинов Себастьяна в Лос-Анджелесе, бежали к Пенхаллоу, а от Пенхаллоу в Зал, и теперь оказались в ловушке, словно крысы, и погибнут здесь, так что могли бы и не убегать вообще.

Она потянулась к Кортане, думая о своем отце, о том, чтобы он сказал, если бы она сдалась. Карстаирсы никогда не сдавались. Они мучились и выживали. Или погибали, стоя на своих ногах. По крайне мере, если она умрет, думала она, она встретится со своими родителями. Хоть это.

Омраченные хлынули в зал, продвигаясь к центру и разрезая на части отчаянно борющихся Сумеречных Охотников, как лезвия машины, косящей пшеничные поля. Все они казались кровавым пятном, но вдруг зрение Эммы обострилось, и она заметила, как один из них отделился из толпы и направился прямо к Блэкторнам.

Это был отец Джулиана.

Время, которое он служил Себастьяну, не пошло ему на пользу. Его кожа была тусклой и серой, все лицо в кровавых порезах, но он целенаправленно двигался вперед, глядя на своих детей.

Эмма застыла. Джулиан, стоящий рядом с ней, заметил своего отца. Его, как будто, загипнотизировали. Эмма поняла, что он видел, как его отца заставили выпить из Дьявольской Чаши, но после этого он его не видел. Не видел, как отец приставлял меч к горлу своего сына, или смеялся над тем, что его сын может умереть; не видел, как пытали Катерину и обратили в Омраченную …

– Джулс, – сказала она. – Джулс, это не твой отец …

Его глаза расширились.

– Эмма, осторожнее …

Она развернулась и закричала. Над ней навис воин фейри, одетый в серебряные доспехи. У него были не волосы, а тягучий клубок колючих веток. Половина его лица была обожжена и покрыта волдырями, видимо, ему прыснули в лицо железной пудрой или каменной солью. Один глаз закатился, был белым и слепым. Другой же смотрел прямо на Эмму с жестоким намерением. Эмма увидела Диану Рэйберн, ее темные волосы кружились, когда она развернулась к ним, с открытым ртом, чтобы выкрикнуть предупреждение. Диана побежала к Эмме и фейри, но вряд ли она могла успеть. С диким рычанием фейри поднял свой бронзовый меч …

Эмма сделала выпад, вонзая Кортану ему в грудь.

Его кровь была, как зеленая вода. Она брызнула ей на руку, когда она в шоке выпустила меч из рук. Он рухнул словно дерево, с тяжелым звуком ударяясь о мраморный пол Зала. Она прыгнула вперед, хватаясь за рукоятку Кортаны, и услышала крик Джулиана.

– Тай!

Она резко обернулась. Среди хаоса, что творился в Зале, она смогла разглядеть небольшое пространство, где находились Блэкторны. Эндрю Блэкторн остановился перед своими детьми, со странной улыбочкой на лице, и протянул свою руку.

И Тай – Тай, самый недоверчивый из всех них, не такой чувствительный, как остальные, – подался вперед, смотря на своего отца, протягивая ему свою руку.

– Папа? – спросил он.

– Тай? – Ливия потянулась к своему брату-близнецу, но ее рука застыла в воздухе. – Тай, не надо …

– Не слушай ее, – сказал Эндрю Блэкторн. И если до этого еще были сомнения, что этот человек совсем не тот, кто раньше был отцом Джулиана, то теперь, когда Эмма услышала его голос, сомнений не было. В его голосе не было доброты, только лед, и свирепое жестокое ликование. – Иди сюда, мой мальчик, мой Тиберий …

Тай сделал еще один шаг вперед, а Джулиан вытащил из-за ремня свой кинжал и бросил его. Он со свистом пролетел по воздуху, прямо и верно, а Эмма вспомнила, до странного четко, как в последний день в Институте Катерина показывала им, как метать нож, ровно и грациозно, как строка в стихотворении. Как бросить нож так, чтобы ни за что не пропустить цель.