Кассандра Клэр - Город священного огня (др. перевод) (ЛП)

Эмма почувствовала, как у нее сердце перевернулось.

– Джулс, стать парабатай – это очень серьезное дело, – сказала она. – Это… это навсегда.

Он посмотрел на нее, лицо его было открытым и простодушным. В Джулсе не было ни обмана, ни зла.

– А разве мы не навсегда? – спросил он.

Эмма задумалась. Она не могла представить своей жизни без Джулиана. Это своего рода черная дыра ужасного одиночества, никто никогда не понимал ее так, как он, не воспринимал ее шутки, не защищал ее так, как он – защищал не физически, а ее чувства, ее сердце. Ни с кем больше она не была так счастлива, ни на кого так не злилась или отметала нелепые идеи. Никто так не заканчивал ее предложения, не выбирал из салата огурцы, потому что она их ненавидела, не съедал корки от ее тостов или находил ключи, когда она их теряла.

– Я… – начала она, но тут из спальни внезапно донесся треск. Она обменялась испуганными взглядами с Джулианом, а потом они бросились в комнату Тая и Ливви, обнаружив Ливию сидящей на кровати, сонную и озадаченную. У окна стоял Тай и держал в руке кочергу. В середине окна красовалось отверстие, а на полу блестело оконное стекло.

– Тай! – воскликнул Джулиан, очевидно, испугавшись осколков стекла, разбросанных у босых ног его младшего брата. – Не двигайся. Я принесу метлу для стекла…

Из-под темных волос Тай взглянул на них обоих. В правой руке он что-то держал. Эмма прищурилась в лунном свете – это желудь?

– Это послание, – сказал Тай, выронив из руки кочергу. – Фейри всегда выбирают предметы из природного мира, чтобы отправить свои послания: желуди, листья, цветы.

– Хочешь сказать, это послание от фейри? – с сомнением проговорил Джулиан.

– Не будь идиотом, – сказал Тиберий. – Конечно, это послание не от фейри. Это послание от Марка. И оно адресовано Консулу.

«Должно быть, здесь день», – подумал Люк, поскольку в углу каменной комнаты свернулся Рафаэль, его тело даже во сне напряжено, темные кудри разметались по руке. Трудно было сказать, учитывая то, что за окном было видно не много, только густой туман.

– Ему нужно поесть, – сказал Магнус, глядя на Рафаэля с напряженной мягкостью, которая удивила Люка. Он и не думал, что между магом и вампиром осталась хоть какая-то симпатия. Они кружили друг вокруг друга, сколько он их знал, вежливые и занимающие различные сферы власти среди нежити Нью-Йорка.

– Вы друг друга знаете, – сказал Люк, обдумывая сказанное. Он по-прежнему опирался на стену возле узкого каменного окна, как будто вид снаружи: облака и желтоватый яд, – мог что-то ему рассказать.

Магнус вскинул бровь – он всегда так делал, когда кто-то задавал явно глупый вопрос.

– Я хотел сказать, – пояснил Люк, – что вы знали друг друга. До этого.

– До чего? До твоего рождения? Позволь мне, оборотень, кое-что для тебя прояснить. Практически все в моей жизни происходило до твоего рождения. – Взгляд Магнуса задержался на спящем Рафаэле; несмотря на резкость в голосе, выражение его лица оставалось почти нежным. – Пятьдесят лет назад, – сказал он, – в Нью-Йорке, ко мне пришла женщина и попросила спасти ее сына от вампира.

– И вампиром был Рафаэль?

– Нет, – ответил Магнус. – Рафаэль был ее сыном. Я не смог его спасти. Было слишком поздно. Он уже обратился. – Он вздохнул, и в его глазах Люк вдруг увидел очень большой возраст, мудрость и скорбь веков. – Вампир убил всех его друзей. Не знаю, почему он обратил именно Рафаэля. Он что-то в нем увидел. Волю, силу, красоту. Я не знаю. Он был еще ребенком, когда я нашел его – ангел Караваджо, написанный кровью.

– Он до сих пор ребенок, – сказал Люк. Рафаэль всегда напоминал ему ставшего плохим хориста, с его милым молодым личиком и черными глазами старше возраста луны.

– Не для меня, – сказал Магнус. Он вздохнул. – Надеюсь, он это переживет. Нью-Йоркским вампирам нужен кто-то, кто бы управлял их кланом, а Морин едва ли на это способна.

– Ты надеешься, что Рафаэль это переживет? – спросил Люк. – Да ладно… сколько людей он убил?

Магнус обратил на него свои холодные глаза.

– А у кого из нас руки не в крови? Что ты, Люциан Греймарк, сделал, чтобы создать свою стаю – две стаи – оборотней?

– Это другое. Это была необходимость.

– А что ты делал, когда состоял в Круге? – потребовал Магнус.

На это Люку было нечего ответить. Он ненавидел вспоминать об этих днях. Днях крови и серебра. Днях рядом с Валентином, говорящим, что все хорошо, заглушающим его совесть.

– Сейчас я беспокоюсь о своей семье, – сказал он. – Беспокоюсь о Клэри, Джослин и Аматис. Я не могу беспокоиться еще и о Рафаэле. А ты – я думал, ты беспокоишься об Алеке.

Магнус выдохнул сквозь стиснутые зубы.

– Я не хочу говорить об Алеке.

– Хорошо. – Люк больше ничего не сказал, лишь прислонился к холодной каменной стене и наблюдал за тем, как Магнус возился с цепями. Мгновение спустя Магнус снова заговорил:

– Сумеречные охотники, – произнес он. – Они пробираются в твою кровь, забираются под кожу. Я был с вампирами, оборотнями, фейри, магами, как я – и людьми, множеством хрупких людей. Но я всегда твердил себе, что не отдам своего сердца Сумеречному охотнику. Я почти любил их, был очарован ими – порой целыми поколениями: Эдмунд, Уилл, Джеймс и Люси… те, кого я спас и кого не смог. – На секунду его голос сдавило, и Люк, в изумлении глядя на него, понял, что это были самые настоящие и истинные эмоции Магнуса Бейна, которые он когда-либо видел. – И Клэри я тоже любил, потому что видел, как она росла. Но я никогда не был влюблен в Сумеречного охотника до Алека. Поскольку в них течет кровь ангелов, а любовь ангела – это высшая и священная вещь.

– Разве это плохо? – спросил Люк.

Магнус пожал плечами.

– Иногда дело доходит до выбора, – сказал он. – Между спасением одного человека и спасением всего мира. Я видел, как это происходит, и я достаточно эгоистичен, потому что хочу, чтобы любимый человек выбрал меня. Но нефилимы всегда выберут мир. Я гляжу на Алека и чувствую себя Люцифером в Потерянном раю. «И посрамленный Дьявол почувствовал могущество Добра». Он имел в виду его классическое понимание. «Могущество», которое внушает трепет. А трепет – это хорошо, но он отравляет любовь. Любовь должна быть между равными.

– Он всего лишь мальчишка, – сказал Люк. – Алек… он неидеален. А ты не падший.

– Мы все падшие, – сказал Магнус, завернулся в свои цепи и замолчал.

– Ты должно быть меня разыгрываешь, – сказала Майя. – Здесь? Серьезно?