Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

любить

. — Он сделал выразительное ударение на последнем слове. — Любить. И они действительно любят. — Он посмотрел на Ройбена, и тот увидел на его глазах слезы. — Потому-то я и пригласил их.

— Но ведь они все равно должны появиться, разве не так? — громко спросил Сергей, широко взмахнув обеими руками и пристально взглянул на Маргона. — Разве они не будут здесь в ночь солнцеворота? Они же всегда здесь. Когда мы зажигаем костер, когда наши музыканты играют на барабанах и флейтах, когда мы танцуем, они приходят! Они играют для нас и танцуют с нами.

— Да, они приходят и могут уйти так же мгновенно, как появляются, — сказал Феликс. — Но я пригласил их прийти раньше и остаться здесь, чтобы иметь возможность уговорить их помочь нам.

— Прекрасно, — сказал Сергей. — В таком случае в чем же беда? Ты боишься, что рабочие могут понять, кто они такие? Не поймут. О них знаем только мы, а мы знаем только то, что они позволяют нам узнать.

— Да, именно — когда они

позволяют

нам узнать, — уточнил Маргон. — Они постоянно шляются по дому. Думаю, они и сейчас находятся в этой комнате! — воскликнул он, все сильнее распаляясь. — Они слушают, о чем мы говорим. Думаешь, они покорно уйдут, стоит тебе щелкнуть пальцами? Так вот, ничего подобного! Они уйдут, когда сами сочтут нужным. А если они захотят повеселиться, мы все с ума сойдем. Ройбен, тебе кажется, что нет бремени тяжелее, чем неупокоенный дух? Подожди, пока они не возьмутся за свои штучки!

— Я думаю, что они действительно здесь, — негромко сказал Стюарт. — Да-да, Феликс, я почти уверен. Они ведь могут передвигать предметы, даже оставаясь невидимыми, да? Ну, что-нибудь легкое, например, шевелить занавески. Или задувать свечи, там, раздувать пламя в камине?..

— Да, все это они могут, — не без яда в голосе ответил Феликс, — но, как правило, если их обидели, или оскорбили, или подглядывали за ними, или мешали им. Я не собираюсь никоим образом оскорблять их, а, напротив, приветствовать их, этой ночью приветствовать их в этом доме. Да, они могут поозорничать, но если они смогут забрать в свой круг страдающий призрак моей племянницы, это будет лишь ничтожной ценой за такое великое дело. — При последних словах по его щекам потекли слезы, которые он даже не пытался скрыть.

При виде этого Ройбен тоже прослезился, но первым делом достал носовой платок и положил его на стол. Незаметным, как он надеялся, жестом он указал на платок Феликсу, но тот покачал головой и достал собственный.

Феликс вытер нос и продолжил:

— Я хочу пригласить их официально. Вы знаете, что это значит для них. Им нравится, когда для них выставляют еду, — такое приглашение они считают подобающим.

— Все готово, — негромко сказала все так же стоявшая около камина Лиза. — Я поставила для них в кухне сметану и сдобные кексы, как они любят.

— Это свора лживых привидений, — сквозь зубы проговорил Маргон, переводя взгляд со Стюарта на Феликса и обратно. — Такими они всегда были и остаются. Они — духи мертвых, но сами не знают этого. Они сотворили для себя мифологию, восходящую к незапамятным временам, громоздят ложь на ложь, и чем сильнее они делаются, тем больше ее становится. Они не что иное, как лживые привидения, могучие привидения, эволюционирующие и набирающие силу с тех самых пор, как на земле заяснились интеллект и запечатленная память.

— Ничего не понимаю, — признался Стюарт.

— Стюарт, на этой планете все постоянно находится в процессе эволюции, — сказал Маргон. — И призраки не исключение. Посуди сам: люди умирают ежеминутно, и их души либо возносятся, либо вязнут здесь, прикованные к земле, и годы и годы земного времени скитаются в сотворенной своими же силами бесплодной пустыне. Но коллективно, как виды в целом, все обитатели этого мира, по какой-либо причине сделавшиеся бесплотной нежитью, проходят эволюцию. Среди скитающихся духов есть свои Нестареющие, есть своя аристократия, теперь у них появились свои мифы, своя, так сказать, религия и свои суеверия. И, что самое главное, у них имеются выдающиеся, уникальные особи, которые постепенно все лучше и лучше овладевают умением воплощать свои эфирные тела и при помощи внутреннего усилия манипулировать материальными предметами таким образом, о каком те призраки, которые существовали на планете в глубокой древности, даже и помыслить не могли.

— Вы хотите сказать, что они научились быть привидениями? — спросил Ройбен.

— Они узнали, как перестать быть простыми привидениями и развиться до состояния высокоорганизованных бестелесных личностей, — ответил Маргон. — И, в конце концов, это самое главное, — они научились делаться видимыми.

— Но как они это делают? — поинтересовался Стюарт.

— Силой мысли, энергией, сосредоточением воли, — ответил Маргон. — Они вводят в свои тонкие тела, в эфирные сгустки, материальные частицы. А самые могущественные из этих призраков, их, если хотите, аристократы, способны достигать столь видимого, столь плотного состояния, что ни один человек, глядя на них, прикасаясь к ним, занимаясь с ними любовью, даже не подумает, что имеет дело с призраком.

— Господи, да ведь они, наверно, могут находиться рядом с нами! — воскликнул Стюарт.

— Они действительно находятся рядом с нами, — сказал Маргон. — Я то и дело вижу их. Но говорю о другом, я пытаюсь объяснить вам, что Лесные джентри — это всего лишь одно из племен этих древних эволюционирующих призраков, и, несомненно, они относятся к числу самых коварных, самых искушенных и самых опасных из всех.

— Но зачем им понадобилось сочинять о себе всякие сказки? — спросил Стюарт.

— Они вовсе не считают легенды о своем происхождении сказками, — вмешался Феликс. — Ничего подобного! И предполагать, что их верования всего лишь собрание сказок, значит нанести им серьезное оскорбление.

Маргон негромко усмехнулся. На лице его при этом было столь добродушное выражение, что вряд ли можно было бы подумать, что этот звук выражает неодобрение. К тому же он был очень короток.

— Ни под солнцем, — сказал он, — ни под луной нет ни одного разумного существа, которое не имело бы каких-то верований относительно своей самости, своего предназначения, причин своих страданий, своей участи.

— Вы, значит, хотите сказать, что Марчент — новый призрак, — сказал Ройбен, — призрак-младенец, призрак, не овладевший умением появляться и исчезать…

— Совершенно верно, — ответил Маргон. — Она растеряна, пытается что-то сделать, и все, что у нее получается, имеет основанием силу ее чувства — ее страстное желание наладить общение с тобой, Ройбен. Есть и вторая причина: своими достижениями она в немалой степени обязана твоей способности видеть ее эфирную сущность.