Кирстен Уайт - Хаос звезд

Я встала и прошлась по комнате с максимально выпрямленной спиной, пока удерживала головной убор руками и торжественно смотрела вперёд перед собой.

— Что ты делаешь? — Хлестко прозвучал голос, и я отпрыгнула от испуга уронив корону, которая со звоном ударилась об пол.

— Да я просто… привет, Хаткор. Я просто… мм-м. — Я покраснела, мне стыдно. Мой брат Гор и его жена Хаткор пришли в гости, и даже несмотря на то, что он мой брат, он казался скорее моим дядей, потому что был старый. Хаткор прекрасна, но прекрасна по-другому, не как мама. Мамина красота тёплая и надёжная. А красота Хаткор заставляла почувствовать себя ничтожеством.

— Это моё! — прошептала она.

— Нет! Я бы ни за что не стала трогать твои вещи! Она мамина.

— Глупая девчонка. Твоя мама сразу забрала её. Она была моей. Она моя. Никогда не забуду, что Исида забрала у меня. — Она наклонилась и подняла корону за рога, единственный полированный диск золота между рогами тускло блестел в свете фонаря. — Моя, — прошептала она и одела её себе на голову. Увидев её в той короне, я пришла к осознанию того, как глупо должно быть в ней выглядела.

— Хаткор! — Прозвучал голос моей мамы, его тон злой, отчего у меня заболела голова. Я повернулась в ожидании неприятностей, но на месте дверного проёма, где должна была стоять мама, не было ничего, кроме контура, лишь темнота, чернее, чем ночь, и более густая, чем небо пустыни.

Я закрываю глаза. Я не хочу это видеть. Этого не должно быть там и я не хочу, чтобы оно тоже меня видело.

Сет убил Осириса. Исида и Нефтида вернули Осириса к жизни, но после смерти он остался богом подземного мира. Сет убил Гора. Исида прибегла к магии от Тота, чтобы оживить его.

Исида отравила Амона-Ра, но, только вылечив его, он раскрыл своё настоящее имя и дал ей и Гору власть над собой. Гор использовал эту власть, чтобы победить Сета и стать богом — фараоном Египта. Нефтида хотела ребёнка. Сет не мог или не желал дать его ей, тогда она изменила внешность и стала похожа на более красивую версию Исиду, соблазнив Осириса. Сет и Осирис встречались раз в неделю и играли в настольные игры.

— Что ты делаешь? — Я в ужасе смотрю на Сириуса. Сидя за столом с закрытыми глазами, он шевелит губами, словно шепчет что-то про себя. Напротив него лежит блокнот, в который он записывает иероглифы с именами наших родителей.

Когда он заканчивает, то смотрит на меня и пожимает плечами.

— Освежаю память.

— Ты всё ещё молишься? Ты молишься нашим родителям? — Я не могу скрыть в голосе своего отвращения. — Да ты же поклоняешься им. Грёбаный потоп! Сириус, что с тобой?

— Я не поклоняюсь. Я вспоминаю.

— Точно так же Исида заставляет тебя!

— Ты предпочитаешь, чтобы я делал вид, будто не имею никакого наследия? Притворялся, словно пришёл из ниоткуда, из ничего? Множество культур почитают своих предков, Айседора. Это не поклонение. Это уважение и благодарность.

— Это хрень моржовая! Это единственная причина, по которой они рожают нас! Ты даёшь им именно то, чего они и хотят.

Он встаёт, подбирая свой блокнот.

— У тебя такие отношения с мамой и папой, которые ты сама выбрала. Пожалуйста, не критикуй мои.

Моя челюсть падает в тот момент, когда он проходит мимо меня прочь из комнаты. Я думала, что приехав сюда, оставлю всё это позади, но Сириус, очевидно, прихватил всё это с собой. Я поворачиваюсь и застываю в движении, пока не осознаю, что это лишь моё отражение в зеркале, висящем на стене.

На секунду мне кажется, что там моя мать.

Моё отражение улыбается, в то время как идея укореняется. Я тереблю свои волосы, густые и длинные, как у Исиды. Она любит мои волосы.

Моя улыбка становится всё шире.

— Ты уверена? — Эмберлин с сомнением смотрит на меня. Мощная заколка с цветком из ткани занимает половину её головы. Пурпурный и леопардовый принт с пластиковым глазным яблоком в центре. Я поняла, что она однозначно подходит для такой работы, в ту секунду, когда положила на неё глаз.

— Абсолютно.

— Хорошо. Потому что я думаю, как мы можем обыграть это. Я, правда, так думаю, но я хочу, чтобы ты была уверена. Ненавижу, когда девушки говорят мне, будто хотят что-то, а потом ревут.

— Руби, — я смотрю на себя в зеркало. Довольно. «Господи, ты выглядишь так, словно тебя рисовали на фреске!» — Так говорили в музее. Хватит. Одной недели с ними достаточно на всю жизнь. Я не экспонат с выставки, и никогда им не буду.

Ненавижу этот день. Прошлой ночью я сломалась и написала маме электронное письмо.

Просто убедиться, что с ней всё в порядке, даже несмотря на то, что клялась самой себе так не делать. Естественно, она ответила, причём ответ я получила сразу после той странной ссоры с Сириусом.

«Сердечко, я тоже скучаю. Постарайся завести друзей. Перестань есть слишком много сладкого. Я застукала Хаткор в моей мастерской во время их последнего визита, мы правильно сделали, что не отправили тебя жить к Гору. Сны продолжают досаждать, хотя тебе больше ничего в них не угрожает, теперь я спокойна. Они всё ещё снятся тебе? Нефтида здесь, чтобы помочь мне в приготовлениях к рождению малыша, а также созданию амулетов для борьбы с тёмными силами. Твой отец шлёт тебе свою любовь. Не беспокойся за нас. Твоя мать. P.S. Я серьёзно насчёт сладкого».

Я сую леденец обратно в рот, намеренно проводя сладкой палочкой вокруг всех зубов. От одного воспоминания о её письме внутри меня всё кипит. «Я тоже по тебе скучаю» . Я не писала , будто скучаю по ней и уверена, что она не скучает по мне. А это ещё что про посланную любовь от отца? Какую любовь? Сомневаюсь, будто он вообще заметил, что меня нет.

И все эти плохие сны, которые я вижу, без сомнения, являются результатом работы моего мозга, пытающегося разобраться с моим глупым детством. Уверена, что после того, как я устроюсь и действительно почувствую, что у меня есть своя жизнь за гранью всего этого, мой мозг перестанет интерпретировать странные воспоминания из детства.

Я делаю глубокий вдох и прищуриваюсь, глядя в зеркало. Мне стоит отправить фото Исиде, когда всё будет сделано. У неё будет сердечный приступ. Ухмылка расплывается на моём лице, вместе с тем, как Эмберлин берёт передние пряди и наносит на них вязкую массу, а затем оборачивает их в фольгу.

Спустя полтора часа Эмберлин разворачивает меня к зеркалу. Она явно нервничает.

Я смеюсь. Мои чёрные волосы теперь короче, чем были, когда я была совсем крохой, женский вариант причёски «пикси» с длинными верхними прядями. Прядь волос рядом со лбом окрашена в тёмно-зелёный цвет.

— То, что надо! — С подведёнными глазами, в тёмно-фиолетовом топе и тёмных джинсах — я выгляжу круто. Я выгляжу интересно. И во мне не остаётся ничего от моей матери.