Анастасия Гофман - Печать силы

– И как, по-твоему, мне жить в этом теле?

– Я не… не понимаю…

– Это мое тело, Вилена. И ты все это время предлагала мне вернуться в него.

– Это ведь… не значит, что у тебя есть право использовать других! Как ты можешь оправдывать себя этим? Это мерзко!

– Если я тебе так противен, отпусти мою руку.

Вилена вновь перевела взгляд на свои руки и чужую ладонь, зажатую в них.

– Пока ты слаба и не можешь контролировать себя, я не могу вернуться. В нем я беспомощен и не смогу научить тебя справляться с энергией. Посмотри на этот кусок мяса и костей: пройдет не меньше года, прежде чем я смогу нормально передвигаться и хоть что-то делать. Мы не умираем от старости, но это вовсе не означает, что мы всесильны, Вилена. Я не могу себе позволить рисковать стольким ради того, чтобы вернуть себя. Не могу.

Вилена села на край кровати, закрыв лицо рукой. И вновь она оказалась виновата.

– Твое появление заставило меня на многое взглянуть по-другому. И я, и Адам провели столько экспериментов, чтобы создать кого-то столь же сильного, как и мы сами, глупо полагая, что сможем контролировать тебя. Но ты родилась своенравной, – он едва заметно улыбнулся, – Адам испугался, да и я тоже… Вот, к чему это все привело. Ты совершенно другая, у тебя есть шанс стать более мудрой, чем мы. И я слишком много отдал времени и сил, я не могу себе позволить отпустить все это сейчас. Только не сейчас. Я пожертвовал другом ради того, чтобы убедиться, что все это не напрасно, что у таких, как мы, есть право жить. Что мы можем существовать среди обычных людей, не причиняя при этом страданий и…

– Не причиняя страданий? – ее голос стал резким и грубым, Вилена была в бешенстве. – Ты стольких убиваешь, издеваешься над людьми, все ради денег, от которых у тебя уже весь дом по швам трещит! И ты говоришь, что делаешь это, доказывая право на жизнь? Ты хоть понимаешь, как это лицемерно?

– Я знаю, как это лицемерно. Но ты другая. В тебе нет той жажды власти, которая была у Адама, у меня. Поэтому я хочу, чтобы у тебя был шанс. Изменить всех нас. Ты все еще можешь этого добиться.

Вилена смерила его волевым взглядом, заставляя себя не отводить глаз в сторону. Она ощутила прилив чувств, что зарождались внутри, как только сконцентрировалась на чужой руке. Тепло заполняло все ее тело. И это было чем-то невероятным, непривычным. Пульс бился под тонкой кожей на запястье мужчины, аппарат искусственного дыхания тихо шипел, закачивая кислород ему в легкие. Сердцебиение Владимира было ровным, неизменным.

– Скажи, ты чувствуешь мою руку?

Парень замешкался, прежде чем кивнуть. Лицо внезапно окрасилось в цвета разочарования и боли. Девушка никогда раньше не видела его таким.

– Я знаю, что не имею права указывать тебе, что делать и как, ведь это ты спас меня… спасал меня все это время. Но в одном я уверена: ты уже научил меня держать себя в руках и бороться, если это необходимо. Тебе больше незачем жертвовать собой, только ради того, чтобы какая-то упрямая малолетка не совала пальцы в розетку. Я знаю, я часто не слушала тебя, постоянно кричала и противилась всему, что ты говорил мне делать или не делать, но я обещаю, что такого больше не повторится. Я все это время считала жертвой себя… Жалела себя, тешила самолюбие, считая, что я единственная, кто заслуживает внимания, но теперь я вижу, насколько эгоистичной была. И мне очень жаль, что приводила тебя в ярость, причем специально…

– Перестань, все совсем не так. Я знаю, что бываю жесток. В особенности с теми, кому хочу помочь. Еще слишком рано говорить обо всем этом.

– Что с тобой произошло? Почему ты вдруг оказался… здесь?

– Я взорвался. Никто не погиб, но… мое тело до сих пор не пришло в норму и…

– И ты тратишь драгоценные силы, чтобы сидеть в чужом теле и помогать мне, – Вилена встала с кровати, вглядываясь в серые глаза Марка. Она взяла его за руку, ощущая, как силы покидают ее тело и переливаются в чужое. – Пришло время помочь тебе , а не мне.

Марк улыбнулся, скрывая за этой улыбкой боль и одновременно облегчение.

– Это прозвучит странно, но… можешь подержать меня за руку еще немного? Этого давно… никто не делал.

«Что я наделал?»

Громкий голос кричал внутри тела, агония поглощала каждую клетку, разрывая ее на части.

Дым и жар заполнили комнату до самого потолка, человеческие стоны застыли в голове, когда барабанные перепонки лопнули от ударной волны. Владимир чувствовал, как сила вырывается наружу, разрушая комнату за комнатой. Испуганный взгляд девушки замер перед его глазами, по ее нежным щечкам лились слезы. Больше не существующие слезы.

Гости, еще несколько мгновений назад наблюдавшие за чужим скандалом, превратились в кучу костей и пепла. Кровавые следы окрасили стены запахом смерти и гнева. Голоса умолкли в одно мгновение. Больше некому было издавать их.

Анна, точнее то, что от нее осталось, было выброшено прочь из тесной библиотеки. Обгоревшее тело, лишенное человечности, издавало мерзкий приторный запах полного отсутствия души.

«Что я наделал?!» – вновь мысленно прокричал отчаявшийся парень, вспоминая ту невероятную ярость, которая охватила его разум при взгляде на друзей: Анна стыдливо прикрывала оголенную грудь, Адам спокойно наблюдал за своим другом.

Даже когда Владимир застукал Анну в объятиях другого, ее взгляд был совершенно невинным.

Владимир не мог подняться с колен, тело дрожало, не слушалось, а силы, которые появлялись из ниоткуда, грозили вновь выплеснуться.

Тело лучшего друга лежало под грудой поломанных стульев, пламя уже набросилось на нее. Потребовалась сила воли, помноженная на чувство вины и ненависть к себе, чтобы Владимир сделал несколько движений навстречу. Его бесчувственные пальцы ухватились за край опрокинутого стола, тянули его изо всех сил, чтобы избавиться от огня. Избавить от опасности хотя бы Адама. Тот был без сознания, но крепко зажмурившись на мгновение, Владимир увидел, что его друг жив. К тому же крошечные, тонкие, словно паутина, щупальца тянулись во все стороны от его тела, ухватившись за самого Владимира и за то, что осталось от Анны. Но девушка была неподвижна. В ее теле теплился какой-то свет, но он медленно затухал, ускользая сквозь ее пальцы, стремясь покинуть ее.

«Аня? Неужели я…»

Боль сверкнула где-то глубоко внутри, но слез не было, разум подавлял их, мешая тратить жизненно необходимую энергию. Владимир не мог не смотреть на девушку. Его сердце сжалось, он ненавидел себя теперь еще больше, чем обычно.

Откуда-то с улицы раздались громкие крики людей, лай собак и звон колокола, оповещавший о пожаре. Люди сбегались со всей округи: кто поглазеть, кто помочь, кто искренне позлорадствовать. Еще бы, не каждый день удавалось посмотреть на то, как гибнет полсотни богачей, живущих в свое удовольствие, в то время как народ голодает.