Дмитрий Суслин - Царевич Ваня и Серый Волк

Ваня и Василинка сидят в седле, удивляются. Поверить всему, что увидели, не могут.

– Я думала, что такое только в сказках бывает, – говорит девочка.

– И я думал, что это всю люди придумали. А оказалось все правдой. И не думал я, что на свете такие девочки смелые есть, как ты. Ведь любая другая на твоем месте, если бы увидела, как пес в человека, а потом в коня превращается, умерла бы на месте. А ты такая отчаянная, ничего не испугалась.

Василинка вся покраснела от удовольствия. Как же, царевич и ей такие слова вдруг теплые говорит.

– Да не смелая я вовсе, а просто за Марфу испугалась. Она девица, хотя и глупая, зато добрая. И матушке о моих шалостях никогда не докладывает. Не могла я позволить, чтобы вы ее вот так взяли и унесли.

– Все равно ты смелая, – не согласился царевич Ваня. – Да еще и умная. Вон как нас провела. Как вокруг пальца. Утащили бы эту твою Марфу, что бы потом с ней делали?

– Вот ведь скажешь, тоже, – смутилась окончательно Василинка. – И поумнее меня есть.

– И скромная ты, как я погляжу.

Но тут Василинка нахмурилась:

– Чего это ты меня нахваливаешь? Сглазить хочешь, или замуж зовешь?

От этих слов Ваня так покраснел, что даже отвернулся, а конь под ним, вернее Удача Индрик захохотал, аж бока ходуном заходили.

– Кто знает, – сквозь смех, произнес он, – может ваши отцы и впрямь свадебку захотят сыграть. Ваши отцы давно для союза близкого повода ищут.

– Что ты такое говоришь, Удача? – возмутился Ваня. – Рано нам еще жениться.

– Ничего, – ответил весело Индрик. – Царских детей под венец рано ведут. Долгих лет не ждут, коли на то придет нужда государственная.

Царевич Ваня покраснел еще больше, да и Василинку Удача в краску вогнал. Замолчали ребята, больше разговаривать не стали. И Индрик тоже замолчал, потому что Восточный Ветер вдруг кругами плясать пошел, известен он своей буйностью неожиданной, характером игривым. Коню крылатому нелегко удержаться на полах его стало.

– Стой, братец Ветер! – закричал он тогда, когда буйного великана вдруг в сторону уносить начало. – Ты куда побежал? Нам ведь не туда надо, а в Киев, на ярмарку!

– А меня, почему-то к Смоленску потянуло, – обернулся Восточный Ветер. – Дух оттуда медовый слышу. Не иначе как Праздник Урожая там начинается. Хочу посмотреть.

– Тогда нам не по пути.

– Что ж, слезайте, и своим ходом дальше ступайте. Я все-таки заверну.

Соскочил Индрик с полы ветровой, вновь по облакам поскакал. А Восточный Ветер дальше побежал, в сторону Смоленска.

– Вот ведь характер непредсказуемый, – проворчал вслед ему Удача. – Ну да ладно. Дальше сами поскачем. До Киевгорода совсем немного осталось.

И не пришло еще время послеобеденное, для сна самое приятное, а царство Запорожское, уже под ними было, красовалось полями ровными, городами богатыми, куполами золотыми, садами зелеными.

Вот и Киевгород на высоком обрыве виден стал. Колокольный звон его еще раньше друзья услышали.

Подлетел к городу Индрик сказочный, опустился у Лапотного оврага, в безлюдном месте, сложил крылья белоснежные, прижал их к боку круглому, и сразу срослись они с шерстью шелковой. Исчезли в теле лошадином, и снова обыкновенный конь под Ваней и Василинкой. Только красивый и богатый.

Направил его Ваня к городу. К главным воротам. Едет, а лицо у него грустное.

– Что невесел? – спрашивает его Василинка.

– Чего веселиться? – отвечает Ваня. – В позорный плен тебя везу. Думаешь, сам не знаю, что это такое? Сам двенадцать лет на руке кольцо рабское носил. Ой, тяжелое оно, хуже гири к земле тянет. От этого тягостно мне. Только слово тебе даю, что как батюшку с матушкой спасу, и сам жив останусь, приду к царю Владисвету, и себя на тебя поменять попрошу.

Ласково на него Василинка посмотрела:

– Не знаешь еще ты до конца царя Владисвета. Этот царь и моего батюшку столько раз обижал, обманывал, столько раз слово не сдерживал, когда он у него богатырем на заставах пограничных служил. Кто знает, что в этот раз он тебя сделать заставит? А вдруг опять слова тебе данного не сдержит?

– Тогда, – Ваня схватился за саблю, – я его убью.

С такой решимостью он это сказал, что даже конь под ним вздрогнул, тихо пробормотал:

– Не стоит он того, чтобы об него саблю поганить, да звание богатырское позорить.

Затем они к городу подъехали и разговор прекратили. Каждый думал о своем. Свою думу обдумывал.

А в Киевгороде веселье идет. Радуется народ посадский. Ликует. После того, как Ванька Каин разбойник в тюрьме оказался, а Юдище из Заповедного леса изгнано было и убито, в город купцы со всех сторон понаехали, мужики с хлебом и салом, и такая ярмарка развернулась, какую горожане лет двадцать не видывали. Торгуют киевляне, празднуют, калачи пироги едят, вино, мед и брагу пьют, наряды новые одевают, сундуки добром набивают, товары свои нахваливают, да царевича Ваню добрым словом поминают, царя своего втихомолку ругают за то, что соседу Дубраву в беде помочь не захотел, яблок не дал, да еще царевича сына его красть дочку муромского царя отправил. Не по-людски это. Не по христиански.

А как Ваня в город через главные ворота на коне въехал, да еще и с Василинкой, киевляне сразу его узнали, поняли, что свершил он приказ Владисветов, украл дочь Ильи Муромского, и сразу затихло все в городе.

Смотрят люди, как царевич на коне к царскому дворцу едет, и молчат. Ничего сказать не могут. Отроку в глаза посмотреть не решаются. Стыдно им вроде перед ним за царя своего. Да и в воздухе сразу бедой запахло. Вспомнили киевляне, как грозен и страшен в гневе был Илья, когда с Владисветом ссорился, да город крушил. Что же он теперь сделает, когда прознает, у кого в плену его дочь находится? Уж не начнется ли между Муромом и Киевом вражды лютой, войны страшной? Не видится ли в будущем кровопролития?

Так и ехал по людным улицам Киевгорода царевич Ваня, и молчащее насупленное людское море перед ним расступалось, давая дорогу.

Вот и дворец царский. Перед ним стражники да стрельцы бегают, казаки народ оттесняют, чтобы чего не удумали. Пушкари к пушкам подошли, фитили запалили, словно в ожидании бунта народного. Видать не совсем в ладу со своими подданными царь Владисвет, коли пушками да бердышами от них отгородиться хочет.

Когда увидел царевич Ваня дворец Владисвета, то спешился, Василинку в седле оставил, сам рядом пошел, коня под уздцы повел. Смотрит девочка вокруг, словно и не пленница, а гостья важная. Взгляд чистый, ясный, гордый.

Вошел Ваня во двор, тяжелые медные ворота за ним тут же захлопнулись и отгородили от остального мира. Теперь только воины царские вокруг него, да слуги. Но ничего не говорят они ему, только смотрят удивленно и даже недоверчиво.