Далия Трускиновская - Диармайд. Зимняя сказка

Разумеется, приглашение в гости она приняла, но все время что-то ей мешало вернуться в тот дом, оказаться у того окна, только не снаружи, а изнутри. Снаружи-то она там не раз побывала – как двадцать лет назад, она удачно находила поводы оказаться в тех краях и спрямить путь, пробежав через пассаж Геккельна. Она и в тяжкую телегу под названием «семейный салон накануне открытия» впряглась потому, что хотела быть занята делом, требующим беготни, суеты, азарта, хотела добывать и тащить в логово добычу, даже если эта добыча – двадцать коробок с дискетами, купленными по случаю с невероятной скидкой, хотела встреч впопыхах, суматошных и веселых.

Это не было буквальным повторением их прежнего общения. Тогда, двадцать лет назад, они подолгу разговаривали, несколько раз уходили бродить по старой части города чуть ли не на полдня. Но показать Артуру, что у нее есть целых свободных полдня, она не хотела – он сразу бы нашел этому времени практическое применение. И странно было бы отвечать ему: «Ты мне очень нравишься, дорогой, но давай лучше часика четыре погуляем по кривым переулкам!»

Да и не была Дара уверена, что долгая беседа о высоких материях взволнует ее сегодняшнюю так, как волновала тогдашнюю. Сейчас ее будоражили именно короткие встречи и быстрые поцелуи, а не длительное и безнадежное ощущение близости любимого человека – без малейшего шанса даже на прикосновение его руки.

Вот как раз рукам Артур и норовил дать волю.

А она всего-то навсего хотела созреть для близости…

Но настал день, когда созреть – не созрела, а что-то такое, отшибающее напрочь и мысли, и чувства, потребовалось.

Это было двадцатое декабря. Вечер Йула.

Дара сбежала от Саны с Изорой и не знала, куда деваться.

Они пораньше отпустили ремонтников и помчались готовиться к празднику. Видеть их сборы было бы совсем невыносимо, а услышать, чего доброго, фальшивое приглашение тоже ехать к озеру, – и того хуже. Поэтому Дара слонялась по городу, пытаясь думать, что двадцати лет разлуки как не бывало, и вот же на ней модная в том году полосатая шаль, вязаная крючком, и вот же сумка-»ладья» с широкими и плоскими ручками, на которую встречние женщины поглядывают с большим интересом, наверняка применяя к ней слово, которого тогда еще не было: эксклюзивная!

Но в восемь часов вечера закрылись магазины готовой одежды, обуви, ювелирные и посудные. Универсамы работали до десяти или до одиннадцати. Можно было еще пойти в кино!

Восемь часов вечера в декабре – это уже почти ночь, особенно если подмораживает. Все женщины – дома, кто с мужем и детьми, кто с телевизором. А те, которые спешат сейчас по улицам пешком, припозднились на работе или навещали близких в больницах. Некоторые, кстати, сидят в театрах и досматривают первое действие.

Есть и другие женщины – проезжающие мимо в машинах. Эти, возможно, едут радоваться жизни. Вернее, их везут радоваться жизни. Дара подумала – денег в кошельке хватит и на дорогой ресторан. Только вот что она там забыла? И на кой ей сейчас банальный ритуал знакомства с заинтересованным самцом? Легче от этого не станет!

Пришла даже в голову совсем мудрая мысль – напиться. Но это было уже в половине десятого, когда она, как раз в круглосуточном супермаркете, брела вдоль совершенно бесконечных полок со спиртным, поражаясь названиям водок и наливок.

Отмахнувшись от мысли, не такой уж и глупой, кстати, Дара посмотрела на часы.

Сейчас мастера третьего посвящения сверяют положение планет, а мастера второго посвящения раздают крестникам факелы, которые будут зажжены от костра в знак возрожления солнца к новой жизни и годовому кругу.

И только вчера был Самхэйн этого года, и только вчера (два месяца назад, но в миг воспоминания двух месяцев, понятное дело, не стало) она выносила к священному дубу корзину, на дне которого одиноко лежал древний золотой серп! Серп, отрезающий прошлое от будущего…

Вот он и отрезал ее прошлое от будущего, не надо было домогаться этой почетной обязанности. Ведь уже тогда она тосковала при мысли о возвращении с Самхэйна в тот город и к тому мужчине, чье имя сейчас с превеликой радостью выкинула из головы, ибо он и город для нее слились воедино. Он действительно олицетворял тот город – в меру остроумный, вполне эстетичный, чуточку – авантюрист, но в таких узких пределах, что это ничуть не мешало его делам. Авантюрой были поход на яхте, вылазка на охоту, вложение небольших денег в странное предприятие, спор на тысячу долларов о том, кого изберут в президенты. И единственная серьезная страсть – дело. Даре даже казалось, что ему все равно, чем заниматься, лишь бы куда-то спешить и приходить вовремя, с кем-то договариваться и – на своих условиях, и делать из денег другие деньги, совершенно не беспокоясь о внутреннем смысле промежуточных стадий.

Общение с женщиной тоже было делом – он занимался любовью активно, радостно, от души и с пользой для здоровья, но – выделив для нее строго определенное место в своем графике и определив объем постельных достижений, превышение которого, количественное или, Аллах упаси, качественное уже могли бы помешать другим делам.

Дара вспомнила подтянутое спортивное тело, безупречность которого проявлялась во всем – мужчина прекрасно плавал, ловко играл в мяч, а когда, выйдя из ванной и явившись в спальню, скидывал с бедер полотенце, впору было зажмуриться – мраморный древнегреческий курос, весь в грамотно вылепленных мышцах, гордый своей бесстрастно-прекрасной наготой, не был так блистательно сексапилен.

В воспоминании ожило то, что однажды ее очень сильно взволновало, – подходя к постели, где она ждала его, он остановился, глядя на нее, и стоял не меньше минуты, так что она забеспокоилась, заволновалась о судьбе этой ночи, и внезапная неуверенность в грядущей близости вдруг обострила желание до судорог.

Опомнившись, Дара опять взглянула на часы – и поняла, что прошло целых пять минут. Факелы розданы, крестники и крестницы притихли. Сейчас все построятся, чтобы идти к берегу и к дубу. А спиртные полки кончились, за поворотом начались парфюмерно-косметические.

Дара честно пыталась выбить из себя мысли об Йуле. Она добралась до полок с периодикой и взялась за дамские журналы, которые, при всем обилии обнаженной натуры, напомнили ей фригидный город. Неуемное стремление свести все на свете к получению от мужчины обязательного оргазма привело ее в состояние мрачной злобы. Она гораздо лучше этих пошлых теток знала все, связанное с оттенками и качествами оргазма! Но было ли ей от этого сейчас легче? И могло ли это знание вернуть в душу то, без чего Дара была бессильна?

А меж тем лучшая подруга, целительница второго посвящения Брисса, которой на сей раз наверняка доверили быть в ритуалах богиней трех начал, Бриг, покровительницей искусства стихосложения, врачевания и тайных знаний, надела на голову тройной золотой венчик с зелеными камнями и расправила складки белого платья… И спросила ли себя лучшая подруга, безмерно довольная ответственной ролью, куда вдруг подевалась Дара? Почему без всякого объяснения не прибыла на праздник?