Далия Трускиновская - Диармайд. Зимняя сказка

– «Три знания арфиста: песнь, что погружает в сон, песнь плача и песнь смеха», – вспомнила Дара строчку из своего конспекта.

За строчкой же было вот что.

Песнь плача вызывала взрыв чувств, с криками, со слезами, за которым следовало очищение духа. Средство опасное, что и говорить, Дара даже не знала, кто из целителей пускает его в ход, вот разве что у Фердиада хватило бы силы провести человека через это очищение, но Дара очень сомневалась, что сид станет этим заниматься. Песнь смеха вытаскивала со дна отчаяния опечаленных навеки, и сперва этот смех был нехороший, чреватый взрывом ярости, потому что удрученный дух как раз при таком лечении вдруг мертвой хваткой вцеплялся в свою скорбь и не желал с ней расставаться. Но умелый голос гасил эти последние вспышки и выводил человека на свет.

В дремотной песне ни у кого из целителей нужны не возникало – были и другие способы погрузить человека в сон, более простые и, как до сих пор казалось Даре, более действенные. Однако теперь стало ясно, насколько она ошибалась.

Погружением в сон можно было удержать человека на смертной грани, на пороге Этого и Другого миров! Вот что поняла она – и возникло подозрение, что вызванный сон имеет еще какие-то свойства, служит проводником силы, да, пожалуй, не только силы…

Радости!…

Неожиданная радость охватила душу.

То, что она считала наваждением, преследующим ее по воле Фердиада, не только доказало свою независимость от его происков – а выступило против сида, придя на помощь той, кого он, как ему казалось, загнал в угол.

И, значит, где-то в мире, Этом ли, Другом ли, был, жил, чувствовал, отзывался на зов и звал сам, хранил древние слова и создавал новые тот, чье одно имя уже говорило о любви, – Диармайд…

Сана несколько раз посылала крестной зов, но в ответ получала блок: не мешай, я занята. И действительно, Дара была занята – сперва выбирала в магазине тушь нужного цвета, потом резала скальпелем бумагу для талисмана, а один зов не расслышала вовсе – ругалась с Артуром.

Зато на следующее утро Сане удалось пробиться.

Дара приехала ночевать к Изоре в непонятном часу ночи, и состояние ее показалось бы крестнице какой-то новой разновидностью безумия, в учебниках еще не описанной. Дара все время норовила рассмеяться.

Но Изора крепко спала – в чем Дара увидела еще одно подтверждение тонких, совершенно неразличимых, но прочных чар, накинутых на крестницу сидом. Сашка болталась непонятно где, а мать тихо посапывала!

Ладно, подумала Дара, впишем в счет и это.

Она легла в гостиной на диване, сон, понятное дело, не шел, а когда пришел – не отпускал до одиннадцати утра. Поэтому Дара не знала, приходила ли Сашка вообще и куда подевалась Изора. Она пошла на кухню варить кофе, то и дело улыбаясь при мысли о Диармайде.

Он был! И был не голосом, как в новогоднюю ночь! Не синими бликами, гуляющими по всему миру! А кем и чем он был – еще предстояло разгадать…

К конце завтрака до нее докричалась Сана и вызвала на встречу.

Дара оделась, включила сигнализацию и поспешила к крестнице. Судя по призыву, Кано уже успел уйти.

Она рассталась с рыжим гигантом довольно давно, без шума, просто – по факту отсутствия нежности…

Он делал то, что мог, и сперва их роман ее радовал, но потом она все чаще стала ощущать ограниченность Кано почти во всем, и в постельных делах – главным образом. Даже странно было, что этот роскошный красавец настолько прост и незатейлив в близости, все-таки целителю положено лучше чувствовать партнера, чем Кано на протяжении многих месяцев чувствовал Дару.

Поэтому она даже в трудную минуту не хотела возвращаться к нему. Сперва – потому, что возможность любви между ними иссякла, потом – потому что не-любви с этим человеком она совершенно не желала.

И теперь, оказавшись в одном городе с ним, Дара хотела избежать совершенно ненужной встречи. Тем более, что между Кано и Саной образовалось что-то вроде романа. Возможно, его тренированная активность – именно то, чего ей будет хватать долгое время.

Подходя к дому, она послала зов, и Сана опять, прямо в халате, выбежала в подъезд, ей навстречу.

Крестная и крестница обнялись.

– Слушай, крестненькая, чего расскажу! Про Фердиада!

Сана вроде и знала, что эту тему трогать не следует, но смотрела в глаза, передавая при этом бессловесно: да, знаю, знаю, знаю, но не до деликатностей теперь и не до китайских церемоний.

– Так и я тебе расскажу про Фердиада! Я его ночью видела!

– Как – ночью? Ты что – была с ним?

– Идем, идем скорее! Сейчас все расскажу!

Дара и не подозревала, что так обрадуется возможности поделиться с Саной своими открытиями.

Они поднялись наверх, Дара сняла зимние сапоги и с огромным удовольствием прошлась по мягкому ковру. Сана тем временем разливала по чашкам травный чай и выкладывала на тарелку тоненько нарезанный кекс.

– Может, ты по-человечески поесть хочешь? – спросила она крестную.

– Знаю я твое по-человечески! Хочешь, чтобы крестная треснула?

Если бы Дара питалась так, как Сана, она бы проходила в дверь боком. Если бы на ее рацион перешла Изора – попала бы в книгу рекордов Гиннесса, а там, кажется, самая толстая женщина планеты не дотягивает и до пяти центнеров. Но сквозь Сану все пролетало со свистом. Одно время ее вес остановился на сорока двух с половиной килограммах, и никакими тортами нельзя было его сдвинуть с мертвой точки. День, когда весы показали сорок три килограмма, был для Саны праздником.

Дара знала эту ее особенность, но подшучивала над ней крайне редко – Сана приобрела теперешнюю свою худобу и аппетит после посвящения, то есть – в перестройке ее организма на иные масштабы потребления и отдачи энергии Дара была хоть косвенно, а виновата.

– Садись, крестненькая! – позвала Сана.

Дара прежде, чем сесть, благословила трапезу.

– Так вот, начнем издалека. В школе я плохо знала алгебру, – сказала Дара и взяла кекс. – Я никак не могла понять, зачем она нужна. Геометрия – другое дело, я вот однажды рассчитывала выкройку для свитера и использовала теорему Пифагора. Но эти буквы в скобках и в квадратах для меня и по сей день непостижимы! Так вот, я затормозила с самого начала. Я никак не могла понять, почему минус на минус дает плюс!

– Я тоже, – призналась Сана, глядя на крестную с большим недоумением.

– И вот нашелся добрый человек, научил меня арабской мудрости. Слушай, пригодится. Друг моего друга – мой друг. Плюс на плюс дает плюс. Враг моего друга – мой враг. Минус на плюс дает минус. Друг моего врага – мой враг. Опять же, плюс на минус дает плюс. А теперь – самое главное. Враг моего врага – мой друг!