Далия Трускиновская - Несусветный эскадрон

Конечно же, цыганочка не увидела их во мраке, потому что они предусмотрительно не покинули малинника на опушке, она помчалась дальше. Но Мач почуял неладное.

Странным было лицо Ринглы. Уланы не замечали этого. Да и где им было заметить! Казалось, будто девочка не дышала… да, не дышала. Какая-то внутренняя сила, не нуждающаяся в воздухе, распоряжалась ее телом.

И Рингла, еще не поняв этого, была счастлива. Она не задыхалась больше, руки и ноги стали удивительно легки и послушны, а спина прогибалась назад, как лозинка. Девочка могла бы, прогнувшись, и платок зубами с земли поднять, если б кто догадался этот платок бросить. И так ей стало радостно, что она опять, в третий раз, начала все тот же танец.

Она снова опустилась наземь, раскинула юбки – и увидела стены кибитки, ворох детского тряпья. Ее опять пронизало предчувствие – и она позволила волне этого предчувствия трепетом пройти по всему телу и угаснуть в кончиках пальцев, разрешила рукам вознестись над головой. А откуда-то издалека уже летел голос – и цыганочка, уловив его кончиками пальцев, опять вся напряглась, обращая постепенно и тело, и сердце в слух.

И голос примчался! Он сорвал Ринглу с места. Она устремилась навстречу и радостно подумала – как хорошо, что дыхание больше не сковывает, можно мчаться на свет синих глаз хоть до самого неба, хоть до самой далекой звезды! И помчалась…

– А я увела вас от него! А его спасли! А он будет жить!.. – хотела она крикнуть в затуманенные лица, вроде бы оставшиеся внизу, но внезапно взлетевшие ввысь. Только голоса у нее больше не было.

Это даже не испугало цыганочку. Ведь полет продолжался, чего же больше? Он продолжался, продолжался!

Огромные синие глаза летели навстречу…

Рингла лежала на траве, неловко заломив руку, и все летела, летела, летела… А уланы, стряхивая с себя дурман ее дикого, буйного танца, ошалело трясли все еще туманными физиономиями, не в силах вымолвить ни слова.

И тут раздался выстрел.

Это кто-то, более стойкий, раньше прочих пришел в себя и обнаружил пропажу повозки.

Толпа черных улан мгновенно опомнилась. Прогрохотали мимо неподвижного лица девочки кавалерийские сапоги. Но их шум не догнал Ринглы в ее полете.

Мачатынь и Пичук, пригибаясь, прокрались к ней.

– Я боюсь, – протянув руку, но не прикасаясь, сказал Пичук.

– Не бойся, она устала и отдыхает, – сам себе не веря, растерянно успокоил Мач.

– Она не спит, она умерла. Я знаю, что это такое.

– Молчи! – шикнул парень. – Не могла она от пляски умереть. Отнесу ее подальше, дам воды, придет в себя.

– Могла… – обреченно прошептал Пичук. И хотя мальчишка не стал ничего объяснять, Мач понял – от пляски и впрямь умирают.

Ему было страшно прикоснуться к неживому телу. Но и оставить тут Ринглу Мач тоже не мог.

Вздохнув, отважился он, поднял на руки невесомую – ведь полет все не кончался – Ринглу и сперва медленно, потом все быстрее пошел сквозь малинник и по тропинке. Пичук побежал за ним.

Но чтобы попасть туда, где назначена была встреча, им нужно было по кругу обойти уланский бивак. Хоть и лесом, а впритирку к придорожной поляне.

Уланы, потрясенные пропажей повозки, все же сообразили, что далеко она не укатила, и кинулись прочесывать лесную опушку. Причем время от времени, услышав из глубины леса подозрительный шум, стреляли на звук.

Чуть было не подвернулся под такой выстрел и Мач.

Но как раз в тот миг, когда палец черного улана стал сильнее жать на спусковой крючок, Мач ощутил сквозь рубаху теплое, тяжелое и, кажется, даже мохнатое. Оно легло на плечо и пригнуло к земле, да так, что парень чуть было не выпустил из рук невесомое тело Ринглы. Пуля просвистела в ветках примерно там, где полагалось быть его голове.

– Не время и не место… – проворчал суровый голос, вроде бы пожилой женщины, тяжесть с плеча исчезла. Мач выпрямился, чтобы бежать дальше, но успел кинуть взгляд на плечо.

Там пробыл еще мгновение и утянулся в темноту черный ком, похожий на медвежью лапу.

– Как будто на сей раз уцелел, – задумчиво сказала Наар-Ава. – И угораздило же это Дитя-Зеркало поспеть как раз к войне! И нужно же ему всюду сунуть нос…

– Мы спасем его от глупой смерти, – почесывая под тяжелой шапкой голову, пообещала Поор-Ава. – Придется! Это Дитя если и погибнет, то лишь за свободу! Чтобы и весь этот крошечный народишко погубил сам себя ради свободы. Другого надежного способа сладить с ним я просто не вижу.

– И будет же с ним хлопот! – воскликнула Виирь-Ава. Неизвестно, кого она имела в виду – весь народ целиком или только беспутного Мача.

– Расскажи нам о нем побольше, сестричка, – попросила бархатным голосом красавица Наар-Ава, приобняв Качу и сладко грея ей ухо ароматным, земляничным дыханием.

Девушка с большим удовольствием переоделась уже в длинную, мягкую, приятно пахнущую и красиво расшитую кожаную рубаху. Но только никак не могла решить, чем украсить волосы. Тоол-Ава предложила ей вплести в косы витые шнуры, у Поор-Авы нашелся меховой обруч с круглыми мохнатыми ушками, но это уж было вовсе не по жаркой погоде, а Вууд-Ава сняла с шеи янтарную подвеску.

Все это богатство лежало у Качи на коленях. Авы и сидеть на земле ее выучили не так, как она привыкла – подвернув одну ногу. Они сидели на пятках, а пальцы сплетали при этом в корзиночки, если только не были заняты делом. Сидящая на пятках Ава могла молниеносно вскочить – и это движение Каче тоже следовало выучить.

– Да что про него рассказывать? Третий отцовский сын, одни глупости на уме, – высокомерно ответила Кача. – Ростом не вышел, думает умом взять. А ум у Мача только на всякие безобразия горазд. Устроил в господском саду целую грядку селедок! Пастора недавно до икоты перепугал. А осенью, в Ночь велей слопал у соседей все угощение в риге, на столе оставил старую постолу, те и решили, что вместо покойных дедов на угощение злые духи приходили! А еще в женихи набивается!

Все эти проказы не произвели на Ав особого впечатления – но о женихе Кача сказала не только презрительно, а и с некоторой тоской. Да еще спину гордо выпрямила.

– Если тебе так уж нужен жених, то и это удовольствие у тебя будет, – переглянувшись с Ваам-Авой, сказала Мааса-Ава. – И не какой-нибудь, а знатный господин.

– Как наш барон?

В голосе девушки не было никакого энтузиазма. Авы добродушно рассмеялись.

– Если тебе нужен именно ваш глупый барон, то и за ним дело не станет!

Кача надулась. В конце концов, оставаться незамужней – это и вовсе неприлично, что бы ни толковали Авы про свое замечательное безбрачие.

– Я сама укажу тебе, сестричка, жениха. А про Мача забудь, – потребовала Мааса-Ава. – Он тебе не пара. Он, того гляди, через пару месяцев за свободу погибнет, а ты – Ава! И тебе в этом народе жениха искать неприлично.