Далия Трускиновская - Несусветный эскадрон

– А вы кто, сударь? – нерешительно спросил Мач. И давно пора было спросить!

– Я – эрудит! – гордо отвечал старичок. – Я – один из последних подлинных эрудитов!

Мач слыхал, что в Риге ремесленники состоят в цехах и гордятся этим. Вот хотя бы тот вязальщик пеньки… Но что за ремесло «эрудит» – он и понятия не имел. И честно в этом признался.

– Наше дело – собирать исторические источники, обрабатывать их, сравнивать, издавать… – тут старичок замолчал и стал сердито черкать карандашом по бумаге, что-то у него там получалось не так, как было задумано. А Мач снова поразился диковинным затеям рижских господ. Собирать деньги – это было бы понятно, даже собирание выдающихся охотничьих собак было известно Мачу, слыхал он и про чудаков, собирающих книги. Но как можно собирать источники – он взять в толк не мог.

– Допустим, я бы не встретил молодого человека сегодня, – сказал странный старичок. – И не зарисовал бы его кафтан. И он бы сносил его… стой спокойно, молодой человек!

Мач, потянувшийся было взглянуть на бумагу, с перепугу принял заданную позу и окаменел. Таким властным оказался голос хрупкого старичка.

– В том и задача истинных эрудитов, – продолжал рисовальщик. – На днях я встретил на улице крестьянку из-под Вольмара в замечательном покрывале. Я уговаривал ее позировать, но глупая баба решила, будто я предлагаю ей нечто непотребное! А молодой человек пусть посмотрит на меня и скажет сам – может ли в мои годы быть допущено непотребство!

– Не может! – радостно отрапортовал Мач.

– Да и при моей должности? Я, было бы молодому человеку известно, почти что ректор Императорского лицея… точнее, исполняю обязанности оного ректора. А бестолковая баба замахнулась на меня корзиной. И таковое случалось неоднократно. Многие почему-то считают, что их изображение мне потребно для колдовства.

Мач забеспокоился – это смахивало-таки на правду. Он вытянул шею. Тут старичок как раз настолько увлекся рисунком, что перестал таращиться на своего натурщика. Мач сделал шаг вперед, нагнулся над листом – и что-то молниеносно треснуло его по лбу. Было не больно, зато ошеломительно. Глаза сами с перепугу закрылись, парень замотал головой. А когда открыл глаза – увидел в руке у старичка длинную линейку.

– Я всегда говорил, что нужно уходить с учительской должности, когда более не хватает терпения выносить легкомыслие молодежи, – нравоучительно буркнул старичок. – А мое терпение, молодой человек, давно уж на исходе. Нужно было мне все-таки набраться мужества, настоять на своем и уйти в священники. Ибо старый священник не так вреден, как старый учитель…

Мача успокоили две вещи. Во-первых, старичок оказался учителем и почти священником. Колдовством он вроде бы не промышлял. А во-вторых – физиономию Мача он и не собирался рисовать, его действительно интересовал лишь короткий льняной кафтан, так что и с этой точки зрения колдовство как будто отпадало.

– Молодой человек, должно быть, недавно в Риге, – заметил старичок, – коли не успел приодеться на городской лад. Как обстоят дела в Курляндии? Очень ли обременили население пруссаки?

Говорил он заковыристо, но Мач понял.

– Очень! – сердито сказал он. – Мы-то думали, они к нам с добром! А они обещанной свободы не дали, на господ работать заставляют, парней с подводами и лошадьми из хозяйств берут!

– Это кто же вам свободу пообещал? – с веселым интересом спросил господин Бротце. – Неужели до вас сочинения Меркеля дошли? Так он ведь прожекты строит…

– Император Наполеон! А пруссаки чертовы все переврали по-своему, – объяснил старичку Мач.

– Не мешало бы вдуматься молодому человеку в то, что он мне тут сейчас наговорил, – усмехнулся господин Бротце. – Выходит, если бы пришли не пруссаки, а французы, то они принесли бы свободу? Всенепременнейше?

– А разве нет? Просто эти чертовы пруссаки делают не то, что им велели французы! – вдруг сообразил Мач.

– Разумеется, – согласился господин Бротце. – Они соблюдают порядок, и не более того. И что же было бы, если бы пришли эти долгожданные французы?

– Они от господ бы нас освободили!

– А потом?

– Потом? Мы бы пахали, сеяли… жили… урожай бы собирали… свадьбы играли…

– Еще, молодой человек?

– В Ригу за городским товаром бы ездили!

И тут фантазия Мача иссякла.

– Вот тут молодой человек как раз неверно выразился. Вряд ли бы вы жили вообще, – с улыбкой сообщил господин Бротце. – Как молодой человек считает, для чего Бонапарт дал бы латышам свободу? Для того, чтобы они свадьбы, когда захотят, играли? Каков в этом деле его интерес?

Мач пожал плечами.

– Ведь французы сами себя освободили, они и другие народы хотят освободить…

– Молодой человек бы еще вспомнил времена Конвента и Робеспьера! – воскликнул господин Бротце, подойдя поближе и прощупывая шов на кафтанчике. Мач таких времен знать не знал и ведать не ведал. – Знаете ли вы, ради чего Бонапарт дал волю польским крестьянам? Для того, чтобы поляки служили в его армии! И проливали за него кровь с восторгом? Угодно ли молодому человеку с восторгом проливать кровь?

– За свободу?! – восхищенно спросил Мач.

– За императора Бонапарта, – поправил старый учитель. – Вот пусть мне молодой человек скажет, сколько рекрутов должны давать русскому царю курляндские крестьяне? Он не знает? Так я сам скажу – три-четыре человека на пятьсот мужчин, не моложе семнадцати и не старше тридцати пяти. А сколько солдат возьмет в Курляндии Бонапарт? Если молодой человек и этого не знает, так я и тут сам скажу – всех! Всех мужчин, способных носить оружие, уведет он за собой! Как сделал это во Франции! И во всей Европе! Угодно ли молодому человеку идти под командой Бонапарта завоевывать Индию?

– Если это не очень далеко и до весны обернемся, то можно, – рассудительно сказал Мач. – А весной пахать надо, сеять…

– Это так далеко, что и через десять лет можно не вернуться… – покачав головой, ответил господин Бротце. – И зачем тебе, латышу, погибать под непонятно чьим знаменем за Бог весть чью страну? Лишь потому, что тебе вовремя напели в уши про свободу? Корсиканец не промахнулся с Польшей – как бы он не оказался прав и в случае с Курляндией… Польшу-то от его проказ ждут одни беды.

Мач не понимал, почему так хмурится старый учитель. Возможно, и впрямь с корсиканцем дело было нечисто. Странные дела затевал он в Риге – корзины с ассигнациями зачем-то присылал…

– Если так, то можно и без Наполеона обойтись, – подумав, сказал Мач. – Мы свою свободу и сами завоюем…

Сказал – и испугался. Слова-то вырвались опасные…

– Свободу вы не завоюете, а вам ее дадут, – строго и уверенно возразил господин Бротце. – А как вы ею распорядитесь – это уж ваше дело. И если вы соберетесь приумножить свою свободу, то вам же придется за сие расплачиваться. Довольно с Европы дурного французского примера…