Александр Сухов - Танец на лезвии ножа

Конец второго летательного аппарата был не столь искрометным, но не менее впечатляющим. Его лопасти, лишившись привычной тяжести, просто-напросто улетели вверх и в сторону, а лишенное поддержки тяжелое «туловище» камнем рухнуло вниз и в мгновение ока скрылось в бездонной трясине. С высоты берега было видно, как в том месте, куда упала машина, еще некоторое время бурлила полужидкая масса бурого цвета, и через небольшой промежуток времени все успокоилось.

– Что это было? – спросил гном и начал пальцами тереть глаза и недоуменно вращать головой. – Гроза будто приближается? А по небу вроде и не видно – ни облачка.

– Да, дядюшка Матео, самая настоящая гроза, только к природным катаклизмам она никакого отношения не имеет!

Пришлось кратко, но доходчиво обрисовать кузнецу ту перемену обстановки, которая произошла за время его непродолжительного сна. Там где речь шла о моих подвигах, Матео одобрительно покрякивал, ерзал на сиденье и азартно теребил нос. Я даже испугался за целостность лицевого отростка моего друга – такие уникальные органы обоняния нечасто встречались даже среди представителей горного народа. Если гном его случайно оторвет, придется собратьям объявлять многодневный траур.

К моему великому удивлению, Злыдень на сей раз даже ухом не повел и спокойно продолжал посапывать сзади. Обычно пес чует беду заранее. Что это? Прозевал или наверняка знал, что все закончится наилучшим образом? Может быть, он за двумя широкими спинами расслабился до такой степени, что перестал ловить мышей, вернее, применительно к собаке – перестал гонять кошек? Нужно будет провести с ним воспитательную беседу и объяснить доходчиво, что мы являемся единой командой и расслабляться нам еще рановато.

Между разговором с гномом и мыслями о недостойном поведении лохматого компаньона я не забывал прибавлять газу, поскольку утомительная езда по разбитой колее подходила к концу. Дорога стала намного лучше, и через минуту мы выехали на асфальтированное шоссе. Увлеченный рассказом гном рукой показал, что следует поворачивать в направлении юго-западной магистрали. Я крутанул вправо и в тот момент, когда ощутил под колесами твердое и ровное покрытие, почувствовал себя богом.

Будь у меня хоть какой поэтический дар, обязательно сложил бы оду в честь этого славного автомобиля. Передвигаться на таком – сплошное удовольствие. Как он ускоряется! Как он устойчив на поворотах! Какой шикарный обзор из его высокой кабины! Решено: когда все успокоится – беру себе такую же тачку, и на Лазурный берег.

После того, как гном, выслушав мой рассказ, закончил издеваться над своим носом, он нагнулся к холодильнику и вытащил оттуда непочатую бутылку бренди. Отхлебнув из нее пару глотков, протянул мне. Я не отказался и, остановившись у обочины, с жадностью прильнул к горлышку. Руки ходили ходуном – сказывались последствия перенесенного стресса. Хладнокровно убивать людей я еще не научился и вряд ли когда-нибудь это станет приносить мне удовольствие. Теперь я в полной мере осознал, что отправил на тот свет полтора десятка человек, и мне стало очень дурно. Крепчайший напиток должен был обжечь горло, однако сейчас вкусовые рецепторы совершенно не воспринимали его вкуса и крепости, словно я вливал в себя обычную воду. Обеспокоенный Матео вырвал бутылку из моих рук. В ней оставалось чуть больше трети первоначального объема жидкости.

«Ничего себе присосался!» – подумал и почувствовал, как выпитое превращается внутри меня в лавину безудержного огня.

Сначала загорелось где-то в районе желудка, затем пламя с невероятной скоростью перекинулось на остальные органы и в конце концов с потоком крови огненной лавой помчалось к конечностям. По голове будто ударили тяжелым молотом. Я начал задыхаться, поскольку выжженные дотла горло и легкие не могли обеспечить организм достаточным количеством кислорода. Казалось, еще мгновение, и пламя, прорвав кожные покровы, вырвется наружу и начнет пожирать все внутри салона автомобиля. Из-за невыносимой боли сознание потеряло способность что-либо реально оценивать. Я умирал и хотел, чтобы это произошло как можно быстрее. Наконец все померкло, и смерть распахнула передо мной свои ласковые, гостеприимные объятия.

– Коршун, живой? – через толстенный слой ваты пробился грубый голос.

Хотелось отмахнуться от него и снова провалиться в уютное небытие. Казалось, если я попытаюсь хотя бы приоткрыть глаза, мое сердце от напряжения разлетится на сотню осколков. Организм потерял способность к малейшей физической активности. В голове все перемешалось, и извлечь что-то рациональное из этой каши было не в моих силах. Противный голос все бубнил и бубнил, не давая возможности снова упасть в бездонную пропасть.

Наконец медленно, лениво мысли начали выстраиваться в некое подобие логической цепочки. В голове одна за другой стали возникать жуткие в своей фантастичности и одновременно неправдоподобно реалистичные картины. Огонь, кругом огонь, и толпы людей тянут ко мне руки из пламени. Их молчаливый крик невыносимо бьет по ушам: «Спаси! Спаси! Спаси нас, Коршун!» Чтобы хоть как-то защититься от нарастающей лавины этого материализованного ужаса, я замахал руками и… поплыл.

Теперь мое тело находилось в толще воды. Наверху где-то в необозримых далях светило солнышко, дул свежий ветерок. Внизу была беспросветная тьма и весь ужас, что я испытал мгновение назад. Нужно срочно подниматься к спасительной поверхности. Я еще интенсивнее задрыгал конечностями и задергал телом. Скорость подъема будто бы немного возросла. Однако в голову пришла нехорошая мысль: «Не хватит воздуха!» Сразу же, как бы в ответ на нее, я начал задыхаться. Стараясь экономить остатки живительного кислорода в легких, попытался хоть немного собраться и успокоиться. Теперь мои движения стали не столь хаотичными и приобрели некоторую плавность, но до цели было еще очень далеко Освобождая постепенно легкие от перегоревшего в организме и теперь уже бесполезного воздуха, я греб и греб к свету. Наконец последний пузырек газа, оторвавшись от моих губ, будто маленький воздушный шарик весело взмыл ввысь. Сознание начало меркнуть, но с обреченностью мухи, угодившей в тенета паука, даже в полубессознательном состоянии я продолжал всплытие, и когда был уже готов окончательно смириться с судьбой и впустить внутрь истерзанных легких воду, моя голова оказалась на поверхности. В горло с хрипом ворвался пахнущий рыбой, водорослями, йодом и еще чем-то очень приятным свежий поток. В голове прояснилось, и я окончательно пришел в себя.

– Наконец-то очухался! – Громкий голос мастера Матео, сопровождаемый радостным лаем Злыдня, был сейчас для меня самой лучшей в мире музыкой. – Ну, ты даешь, парень! Кто же так пьет лекарство? Так и помереть недолго!