Мария Гинзбург - Хозяйка Четырех Стихий

Ящер выпустил тесак, протягивая руку к жене. Но Могота стояла слишком далеко. Идол снял руку с плеча эльфа и уперся ею в край гранитной ступы, пытаясь вырвать из камня свое тело. Гранит затрещал, как гнилая дранка, и покрылся трещинами. Стела, и без того расшатанная, заходила ходуном. Эльф увидел петли чешуйчатого тела, высвобождающиеся из каменного плена.

– Хвост Ящера, – пробормотал Шенвэль.

Он поднес ко рту флейту. Руки эльф не чувствовал. Прижав флейту к губам, Шенвэль закрыл глаза и заиграл.

Эльф не видел, как Ящер застывает в камне. Обсидиановые глаза идола еще некоторое время хранили отсвет ярости вулкана. Но потом погасли и они, став серыми, тусклыми осколками давно остывшей лавы с редким рисунком – снежинками. Шенвэль не слышал последнего крика Ящера, от которого растрескались и посыпались вниз черепа, висевшие на шее идола. Осколки костей задели эльфа, одна из них рассекла ему щеку до кости. От боли эльф открыл глаза.

Последним, что Шенвэль увидел в этом мире, была спина Карины, выходившей из капища.

Серая мгла окутала эльфа. Он знал, что это такое, и обнаружив себя сидящим на широких черных ступенях, не удивился. Однажды Шенвэлю уже случилось призвать больше Цин, чем он мог преобразовать, и тогда эльф оказался на Ступенях в Подземный мир первый раз. Отсюда еще можно было вернуться мир живых, если бы удалось правильно определить, в какую сторону по бесконечной лестнице надо двигаться. В тот раз друг Шенвэля, Рингрин, заплакал над ним, и Чи Воды, Чи слез, упавших на щеку Шенвэля, вспыхнуло в одном из концов лестницы подобно яркому факелу. Но в этот раз ни на что подобное рассчитывать не приходилось.

Однако Шенвэль не торопился начать спуск. Эльф очень устал и решил посидеть немного, отдохнуть перед дальней дорогой. Он ощутил колебания Цин рядом с собой, обернулся и увидел отца. Шенвэль улыбнулся.

– Привет, папа, – сказал он. – Я так соскучился по тебе.

– Привет, – сказал Балеорн. – Пойдем.

Шенвэль поднялся на ноги, и они двинулись по ступеням.

– Ты зачем маму так обидел? – сказал Балеорн грустно. – Я не узнаю тебя, Лайтонд. Ты же был таким ласковым и добрым, а стал таким жестоким и холодным...

– У меня были хорошие учителя, – ответил Шенвэль сквозь зубы.

Балеорн покачал головой.

– Ты же знаешь, мать всю жизнь боялась, что ты разрушишь наш мир, – сказал он.

– Но я этого не сделал, – пожал плечами Шенвэль. – Ты надеялся, что мне этот страшный дар не достался, и хотел, чтобы я создавал прекрасные города, как ты. А я не выполнил и твоих ожиданий.

Балеорн вздохнул, остановился и вдруг обнял сына. Шенвэль почувствовал, как у него защекотало в носу от слез, и отвернулся.

– Обычно материнская любовь безоговорочна, но у нас необычная семья, – сказал Балеорн. – Ты мой сын, и я всегда буду любить тебя. Что бы ты ни сделал.

Шенвэль увидел перед собой разгорающееся сияние.

– Твой срок еще не пришел, – сказал Балеорн, отпуская его. – Иди.

Шенвэль шагнул в свет.

– Пей, – услышал он голос Карины и ощутил, как холодная вода коснулась его губ. Эльф сделал жадный глоток. В воде ощущался привкус мокрого дерева. – Вот так, вот так...

Шенвэль открыл глаза и осмотрелся. Они все еще находились в капище. Голова эльфа лежала на коленях ведьмы. Карина улыбнулась ему. В руке ее была берестяная кружка.

Идол Моготы остался стоять в нескольких саженях от своего храма. Богиня обеими руками держала на уровне лба ожерелье, которое так и не смогла снять. Статуя Ящера застыла в позе, полной гнева и страдания. Наклонившись вперед вместе со стелой, идол тянул одну руку к жене. Второй рукой Ящер крепко сжимал край своей ступы. Идол стал выше – Ящеру удалось вытащить из камня не меньше пяти аршин своего свинцового тела.

– Давай договоримся, – сказала Карина.

Шенвэль посмотрел на прямоугольную выпуклость под курткой ведьмы и опустил взгляд.

– Давай, – откликнулся эльф.

– Ты отдашь мне Иглу Вахтанга, – сказала Карина.

– Не шевелись и не призывай свою Чи, – произнес Шенвэль.

Ведьма увидела, как его ладонь засияла черным светом, и замерла, боясь даже вздохнуть. Черная игла в свинцовой оправе выпала из сияния и глухо ударилась о землю. Сияние погасло. Карина подняла артефакт и вколола его в рукав куртки.

– И сделаешь мне ребенка, – продолжала Карина. Ведьма нахмурилась. – И без всяких этих эльфийских штучек, не вздумай сделать свои сперматозоиды слишком медленными...

– Что, прямо здесь? – переспросил эльф. – Сейчас?

– Да.

– Какие-то некрофильские у тебя наклонности... – пробормотал Шенвэль.

Карина удивленно посмотрела на него. Эльф понял, что для ведьмы черепа на кольях и кости эльфов перед идолом являются не останками живых существ, а неотъемлемой частью пейзажа. Вроде картины на стене.

– Я не могу заниматься любовью на костях моих соплеменников, – сказал Шенвэль.

– Так не здесь же, – сердито произнесла Карина. – Мы в храм пойдем.

Ведьма поднялась на ноги и протянула руку эльфу.

– Отдай иглу, – сказал Шенвэль, вставая. – А то наш ребенок будет владеть мертвой силой.

Они направились к контине.

– Я этого и хочу, – сказала Карина спокойно.

Шенвэль вздрогнул и остановился.

– Нет, – сказал он. – Нет. Этого я не сделаю... Кто научит его управлять мертвой силой, если я погибну?

– Сделаешь... – прищурившись, ответила ведьма. – Учителя найдем, не беспокойся. Гёсу, например. Ты сам превратил его в Музыканта Они с Зариной разнесли Кулу и сейчас летят в Экну, я с ними встретилась – они здесь отдыхали перед дальней дорогой.

– Зачем тебе это нужно? – спросил эльф.

Карина вздохнула.

– Душа Кертель была выжженной землей, Балеорн превратил ее в цветущий сад, – сказала ведьма. – Но изгнать черного змея, что гнездился там, твоему отцу оказалось не по силам. И имя этому змею было вовсе не боль, а Страх, и этот змей убил прекрасное дитя, рожденное в этом саду... Кертель предала тебя, хотя ты этого не заслужил. Никто в этом мире, даже самый последний негодяй, не заслужил предательства.

– Какое у тебя сегодня поэтичное настроение, – заметил эльф.

Ведьма отмахнулась.

– Для того чтобы овладеть Чи Воздуха, надо научиться петь, – сказала Карина. – Всех ведьм учат петь – и сочинять песни... Кем бы ни стал наш ребенок – великим злодеем, героем или просто садовником – я никогда не отрекусь от него. Я буду с ним, даже если в него воплотятся Яроцвет, Эльф и Ящер вместе взятые! И если... вдруг... в нем снова воплотится Эльф, то... Я не люблю тебя. Ты – звездный эльф, Шенвэль. Черное небо твоей души освещают прекрасные фейерверки. Они похожи на те узоры, что горят по ночам в нашем море, но море – теплое, а цветы звезд холодны. Но я люблю в тебе того мужчину, которым ты мог бы стать – жизнерадостного, лукавого и доброго.