Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – оверлорд

– Понятно, – сказал я, – знакомо. Он посмотрел на меня с удивлением:

– Вы тоже строили монастырь, ваша ми… сэр Ричард?

– Еще какой! – заверил я. – Не для себя, для всего человечества!

– Ого!

– Да, это была последняя великая стройка моего королевства.

– И чем кончилось? – спросил он тревожно.

– Дык понятно, чем, – ответил я с неохотой. – Если бы за неделю, то построили бы. Но такой громадный монастырь строили лет семьдесят. Потому и не достроили. Тоже энтузиазма надолго не хватило. Все знакомо… Словом, пупы надорвали, королевство развалилось. Ладно, будем готовиться к трудному разговору.

Однако, вместо того чтобы отправиться на поиски отца Ульфиллы, я поднялся в свои покои, надо же проведать Фриду, как там она, хотя в глубине души понимаю, что трусливо оттягиваю трудный разговор, в котором не помогут ни меч, ни молот, ни мои грозные звания коннетабля и гроссграфа.

Фрида вынырнула из сна сразу же, как я тихонько прикрыл за собой дверь. Не открыла глаза, не шелохнулась, но я ощутил, что не спит и что проснулась только что.

– Спи-спи, – сказал я тихо, – сон лечит! И все восстанавливает. Тебе нужно отоспаться, отъесться и… забыть.

Ее губы чуть шелохнулись, я услышал тихий шепот:

– Такое не забудешь. Никогда.

– Ну хоть сгладится, затушуется, – сказал я с неловкостью. – Не будет таким острым…

Она вздрогнула, ее начало трясти. Я сел на край кровати, наклонился и обхватил ее руками. Она медленно успокаивалась, сведенные судорогой мышцы расслабились.

– Фрида, – сказал я, – ты никогда этого нигде не упомянула, но я догадываюсь, это ты была тем зайцем, который привел Гунтера с людьми, а те успели вырвать меня живым из рук Волка.

– Ваша милость… – произнесла она блекло, – это была не я.

Я оторопел:

– А кто?

– Клаудия, – прошептала она. – Волшебница Клаудия… Я не могу ни зайцем, ни еще кем… А она – да. Я только почувствовала, что с вами беда, взмолилась ей, а она то ли в зеркало посмотрела, то ли еще как, но успела заманить ваших людей… куда надо.

Я пробормотал, ошеломленный:

– Клаудия… Гм, не подумал бы. Что ж она не сказала? Могла бы что-то затребовать за спасение моей шкуры… Ладно, Фрида, я все равно тебе многим обязан. Даже в том случае. Не обратись ты тогда к Клаудии… Да и вообще! Я не хочу тебя терять, светлое ты мое темное существо.

Она смотрела на меня испуганными глазами, верная и преданная своему господину, а я не знал, как сказать, что господин тоже должен быть как минимум верен и предан тем, для кого господин.

– Отдыхай, – велел я, вставая. – Наберешься сил, смой кровь и слюни тех сволочей. Я скажу, чтобы тебе подобрали одежду.

Она прошептала торопливо:

– Да-да, я просто отвратительная… Ваша милость, но как теперь вы? У вас будут неприятности!

– Выкручусь, – пообещал я без всякой уверенности. Раздумывая, как быть и что делать, я медленно побрел по коридору, открывая двери и заглядывая в помещения. Да, Гунтер все оставил, как есть. Не позволяет даже убирать, пока не получит моего разрешения. Особенно впечатляет чулан, весь заставленный старинными вещами. Да и сам чулан размером с танцевальный зал, но сундуки один на другом до самого потолка в несколько рядов, между ними горы старинных чайников, кувшинов, кубков, даже песочные часы…

Третий этаж все так же резко контрастирует с отделкой второго. Здесь даже ступени из добротного дерева, перила лестницы резные, мраморные статуэтки смотрят нефритовыми глазами молча и таинственно, а наверху вообще по широкому коридору идет толстая ковровая дорожка, на стенах в массивных рамах портреты.

Я шел медленно, узнавая в неглубоких нишах фигуры рыцарей в полных доспехах, в других нишах блестят дорогие вазы, статуи из бронзы, мрамора и неведомых металлов. В сердце тукнуло, я повернулся и увидел выкованную из темной меди статую прекрасной женщины: обнаженная, с развитой чувственной фигурой, но при всей голости в шлеме старинной работы, что-то вроде самнитского, и в коротких сапожках. Ну, это неважно, кот вообще был в роскошных сапогах с ботфортами. В руках у нее дивные меч и щит: меч – словно тонкая льдинка просвечивает насквозь, щит цельнометаллический, выпуклый, да еще со стереокартинками в толще металла. Почти как мой щит Ариана.

Сердце застучало чаще, вспомнило, как я в прошлый раз взял было меч из ее руки… и женщина отдала. Но я, испуганный до свинячьего писка, тут же вернул ей.

– Я Ричард, – сказал я негромко, – владелец этого замка.

Она не двигалась и не выказывала признаки жизни, но когда я попытался взять меч из ее руки, пальцы послушно разжались. Я едва удержал меч, хотя нетяжелый, почему-то не ожидал, что отдаст с такой легкостью.

– Благодарю, – сказал я, стараясь держать голос надменным и покровительственным, я здесь хозяин, а она – всего лишь украшение, как всякая женщина, живая или металлическая. – Посмотрю его на досуге.

С обнаженным мечом в руке, ножен нет, я пошел по коридору. Стражники таращили глаза, все узнают меч, то-то завтра будет разговоров. Я подмигнул им, вызвав в ответ неуверенные улыбки, и вошел в покои.

От камина сухой жар и багровые сполохи по всему залу, Фрида с помощью служанок как раз с трудом вылезает из кадушки с горячей водой. Сердце защемило, когда увидел, какая она маленькая и жалобная. Тонкие руки, как палочки, тонкие ноги, шея, как стебелек, только волосы стали как будто еще гуще и длиннее, и теперь жалко ее шейку, что держит такую тяжесть.

Служанки торопливо убирали воду с ее худющего тельца, чуть не плачут. Леция держит наготове подобранное для Фриды платье, подбородок дрожит, в глазах слезы.

– Господи, – вырвалось у меня невольное. – Они тебя что, месяц там держали?

Фрида прошептала тихо:

– Три месяца.

– Господи, – повторил я потрясенно. – И ты все это время не сдавалась?

– Да, ваша милость…

– Ну да, если бы призналась, сожгли бы давно, как раскаявшуюся грешницу. Какой же ты стойкий оловянный солдатик, малышка!

Я сам помог ей влезть в платье, оно повисло на ней, как на огородном пугале. Служанки смотрят на меня опасливо и с надеждой. Все уже знают, что я вырвал ее из цепких лап инквизиции, а такое не проходит даром даже знатным сеньорам.

– Я ее увезу, – пообещал я. – Никто из здешних не достанет. А там не позволю обидеть.

– Ой, ваша милость, век будем за вас Богу молиться! Я отмахнулся:

– Ладно, идите. А ты, цыпленок, лезь под одеяло. Здесь везде дует, замок какой-то дырявый.

Фрида торопливо забралась под толстую перину. Я видел, что и там вздрагивает. На столике три блюда с самыми изысканными яствами, но незаметно, чтобы Фрида что-то клевала.

Меч я оставил у изголовья, медленно вышел в коридор. Язычки светильников сильно наклонило в одну сторону. Трепещут пугливо, сквозняки гуляют снова, воздух слишком уж прохладный. Со двора доносятся хриплые грубые голоса. Я выглянул в окно, что-то тоскливо и тревожно. Да, я феодал, давно уже феодал, пора бы и привыкнуть. Но феодал – это взрослый человек, который распоряжается не только собой, но и другими.