Терри Брукс - Меч Шаннары

Внезапно он обнаружил, что стоит перед домом Рэвенлоков, у тяжелых закрытых дверей, чьи металлические засовы казались холодными и заиндевевшими в сереющем тумане, оседающем по мере охлаждения вечернего воздуха. Он быстро повернул прочь от входа, не желая в этот миг ни входить, ни видеть кого-либо, предпочитая одиночество пустой веранды. Он медленно шагал по каменной дорожке, ведущей в небольшой сад рядом с домом, с листьев и цветов вокруг него капала вода, земля под его ногами была сырой и мягкой. Он молча постоял там; его мысли были смутными и тоскливыми, под стать окружающей его природе, и на один краткий миг он позволил вырваться наружу гнетущему отчаянию, охватывающему его при мысли о том, как многого он лишился. Никогда раньше он не чувствовал себя таким одиноким, даже когда подолгу охотился в темных безлюдных холмах Лиха, вдалеке от дома и друзей. Что-то в глубине его души с жутким упорством твердило ему, что он больше уже не вернется, никогда не вернется домой, к друзьям, к прежней своей жизни. Где-то в минувшие дни он потерял все это. Он покачал головой; на его веках затрепетали непрошенные слезы, а вокруг него собирался сырой туман и холод дождя пронизывал его грудь.

За его спиной по камням прозвучали быстрые шаги, и рядом с ним молча остановилась невысокая стройная фигурка; светлые глаза на миг взглянули на него из-под рыжеватых локонов и тут же отвернулись. Долго они стояли вдвоем и молчали — весь остальной мир словно исчез для них. По небу над ними ползли тяжелые тучи, затмевая последние клочки голубизны, и на землю начинали спускаться свинцовые сумерки. На осажденную землю Каллахорна плотной пеленой вновь начал падать дождь, и Менион с неожиданным облегчением отметил, что на Керн опускается черная безлунная ночь.

Было далеко за полночь, дождь все еще шел унылой изморосью, и ночное небо было по-прежнему непроницаемо черным и зловещим, когда утомленный Менион Лих тяжело ступил на маленький, наспех сколоченный плот, ожидающий его в спокойной бухте на юго-западном берегу острова. Он рухнул на бревна плота, его подхватили чьи-то руки, и он с удивлением посмотрел в голубые глаза Ширль Рэвенлок. Она ждала его, как и обещала, хотя он и умолял ее отправляться вместе со всеми, когда начнется всеобщий исход. Весь в порезах и ссадинах, в одежде, превратившейся в промокшие от дождя и крови лохмотья, он позволил ей закутать себя в чудом сохранившийся сухим и теплым плащ, и привалился к ее плечу. Они скрывались в ночных тенях и ждали.

Несколько человек вернулось с Менионом, кто-то еще вступал сейчас на борт, и все они валились с ног после этой битвы, но гордились той свирепой отвагой и готовностью отдать свою жизнь, с которой сражались этой ночью на равнинах к северу от Керна. Никогда еще принц Лиха не видел такой невероятной храбрости перед лицом столь неотвратимой участи. Эта горстка человек из легендарного Граничного Легиона так отважно ворвалась во вражеский лагерь, что даже сейчас, через четыре часа после их удара, там продолжался переполох. Число вражеских солдат было невероятно — тысячи и тысячи воинов поднялись на равнинах, нападая на любого, кто оказывался поблизости, калеча и убивая в темноте даже своих товарищей. Их мучило нечто большее, чем страх смерти или же ненависть. Их мучила нечеловеческая сила Повелителя Колдунов, его невообразимая ярость, швыряющая их в бой словно обезумевших зверей с единственной мыслью — убивать. Но бойцы Легиона все же сдержали их у бухты, постоянно отступая, перегруппировываясь и снова атакуя. Этой ночью пали многие. Менион не представлял, что спасло его несчастную жизнь, но знал, что это спасение граничило с чудом.

Были отпущены швартовы, и он ощутил, как плот отчаливает от берега, как его подхватывает течение и выносит на середину полноводного Мермидона. Минуту спустя они уже беззвучно плыли вниз по реке, в сторону города-крепости Тирсис, куда несколько часов назад хлынул безупречно организованный поток беженцев из Керна. Сорок тысяч человек, теснящихся на крошечных плотах, лодках, даже на двухместных шлюпках, незамеченными выскользнули из осажденного города, пока вражеские часовые, охраняющие западный берег Мермидона, спешили в свой главный лагерь, на который, казалось, наступали армии всего Каллахорна. Шелест дождя, плеск воды и крики, доносящиеся из отдаленного лагеря, заглушали еле слышный шум людской суеты на плотах и лодках, где в отчаянии, страхе и стремлении к свободе теснились и давились беженцы. Мрак затянутого тучами неба надежно скрывал их, а храбрость придавала им сил. Хотя бы на какое-то время они избежали гнева Повелителя Колдунов.

Менион постепенно задремал, ощущая лишь легкое покачивание плота, который река уверенно несла на юг. В его утомленном мозге мелькали странные видения, время текло долгими минутами мирной тишины. Затем до него донеслись голоса, проникая в глубину сознания, заставляя немедленно проснуться, и глаза ему обожгло ослепительно алое сияние, пронизывающее влажный воздух. Резко прищурившись, он отодвинулся от Ширль и встал, и на его лице отразилась неуверенность, когда он увидел в северном небе красноватое зарево, по яркости не уступающее золотистому рассвету. Ширль что-то тихо зашептала ему на ухо. В ее еле слышных словах звучала горечь.

— Они сожгли город, Менион. Они сожгли мой дом!

Менион опустил глаза и крепче сжал тонкую руку девушки. Хотя жителям Керна и удалось спастись, сам город этой ночью встретил свое разрушение и с ужасающим величием превращался в пепел.

В могильной тьме маленькой камеры медленно текли часы. Даже когда глаза пленников привыкли к непроницаемому мраку, одиночество продолжало притуплять их чувства и лишало их способности судить о ходе времени. В безмолвии пустой темной камеры единственным звуком, кроме их хриплого дыхания, был редкий шорох бегающих крыс и ровный стук капель ледяной воды по истертому камню. Затем слух начал обманывать их, и они стали слышать в тишине странные звуки. Их собственные действия потеряли смысл, ибо их можно было предсказать, определить и отбросить как бессмысленные и безнадежные. Протекло неопределенное количество времени, но никто так и не пришел к ним.

Где-то наверху, среди света и свежего воздуха, среди шумов города и толпы, Паланс Буканнах решал их судьбу, тем самым косвенно определяя судьбу всего Юга. Время для земель Каллахорна истекало; с каждым истекшим часов воинство Повелителя Колдунов все приближалось. Но здесь, в безмолвном мраке крошечной темницы, в мире, отрезанном от пульса людской жизни, время не имело смысла и сегодняшний день ничем не отличался от завтрашнего. В свое время за ними придут, но вернутся ли они тогда под благословенный солнечный свет или же всего лишь сменят один мрак на другой? Что, если они окажутся в ужасном сумраке Короля Черепа, чья сила воцарилась не только в Каллахорне, но даже в самых отдаленных провинциях Юга?