Дмитрий Воронин - Наследник Атлантиды

«А сам я в это верю?»

Нет, судя по тому, что нападавшие, не раздумывая, перебили всех защитников виллы, и учитывая, что они наверняка понесли серьезные потери — в конце концов Торнтон, мир его праху, был профессиональным военным и вряд ли продал свою жизнь и жизнь своих парней задешево, — сомнительно, что кто-то кого-то будет слушать.

Мысленно воззвав к Богу — сейчас он бесконечно сожалел, что ранее вспоминал о Всевышнем не слишком уж часто, — Смит пополз вперед. Добравшись до одного из свободных кругов, он залез на него, выпрямился и уставился на дверь. Что делать дальше, он не имел ни малейшего представления. Быть может, следовало что-то нажать? В поле зрения не наблюдалось подходящей кнопки... вернее, в подвале было немало приборов, и на них хватало и кнопок, и всякого рода выступов, которые можно было бы нажать, повернуть или передвинуть. Но Смит знал — со слов Властителей, — что стоит дотронуться до приборов, и защита испепелит наглеца. Верить Властителям или нет...

Лучше верить. Смит уже имел возможность неоднократно убедиться, что это куда полезнее для здоровья, чем скептицизм.

На лестнице послышались шаги. Кто-то спускался в подвал... Раздалась кроткая фраза, а затем в дверь влетело что-то маленькое, темное. Расширившимися от ужаса глазами Смит наблюдал, как ребристая граната подкатилась почти к самым его ногам. Он стиснул зубы и зажмурился — сейчас граната взорвется, горячие осколки нашпигуют его тело, такое хорошее, такое здоровое... ну, почти здоровое.

Секунда, другая...

Смит осторожно открыл глаза.

Граната все так же лежала в метре от диска, на котором он сейчас стоял. Затем ребристая поверхность задрожала, начала раскалываться, из щелей медленно выползли языки пламени, обломки металла поднялись в воздух и неспешно двинулись в разные стороны... нет, Смит нутром чувствовал, что все — или почти все — осколки летят ему в голову, в живот, в сердце...

«Правду говорят, что перед смертью перед глазами проходит вся жизнь, — отрешенно подумал Смит. — Пока они долетят, я успею вспомнить все...»

Осколки приближались, но с каждым мгновением их полет замедлялся. Вот они повисли в воздухе... Смит хотел было вздохнуть с облегчением, но вдруг понял, что не может этого сделать. Тело не подчинялось ему, легкие напрасно пытались протолкнуть в себя немного воздуха, но это не вызывало чувства дискомфорта... Да и мысли вдруг стали двигаться лениво, неспешно, словно сквозь густую, липкую патоку.

Последней из этих угасающих мыслей был вопрос, заданный Смитом самому себе: «В какое же дерьмо я влез?»

Вполне вероятно, когда-нибудь ему удастся получить ответ. Но это будет очень и очень не скоро.

Дым от взрыва еще не успел толком рассеяться, как в подвал влетели двое. Один сжимал в руках массивный автомат с коротким стволом, второй казался невооруженным — и в самом деле, не считать же оружием недлинный черный цилиндр, зажатый в правой руке.

— И зачем надо было это делать? — недовольно буркнул Ярослав, кашляя и щуря слезящиеся от гари глаза.

— Старая и хорошая практика, — Сергей тоже зашелся кашлем, — в подозрительный дом входят по очереди. Сначала граната, потом ты.

— Умник... сам придумал?

— Где-то вычитал, — честно признался Сергей. — А что, хорошая мысль, не так ли? В теории...

— Слушай, теоретик... — неодобрительно покачал головой Верменич. — Здесь чертова уйма оборудования атлантов. Я даже не говорю о том, что его ценность просто неизмерима, но атланты оперировали энергиями, которые вашей планете и не снились. От твоей гранаты, как ты говоришь, «в теории», тут все могло взлететь на воздух. Включая нас. В следующий раз давай уж без самодеятельности...

— Ты командир, тебе видней, — хмыкнул Бурун, закидывая автомат на плечо. — Итак, они все же ушли, верно?

— Четверо валяются на улице, здесь включены два кокона...

— Это и есть пресловутое стасис-поле?

— Оно самое.

— А отключить?

— При... ваших возможностях — никаких шансов.

Короткая пауза в этой реплике не укрылась от Сергея.

— А при ваших, господин Страж?

Вместо ответа Ярослав развернулся и двинулся вверх по лестнице. Предстояло оказать помощь раненым товарищам. Если кто-то из них еще жив.

Атланты проиграли этот бой, но можно ли было назвать победу окончательной? Двоим удалось скрыться в коконах, в несокрушимых, неподвластных ни технологии, ни магии, ни самому времени защитных оболочках. Вся техника может быть переправлена в другой мир — Земле еще не время познакомиться с аппаратурой Империи, и заодно Ярослав лелеял надежду переправить коконы в Мир Хаоса, а оттуда — на какую-нибудь необитаемую планету, необитаемую в полном смысле этого слова. Чтобы даже микробы там не выживали...

Этим планам не суждено было сбыться.

Пеллистер брел по лесу, спотыкаясь о коряги и скользя по сырой, напитанной водой земле. Это место не было создано для него — интеллектуала, ученого, владеющего секретами Великой Империи. Ему бы работать в лаборатории, среди своих приборов, среди выдающихся достижений Атлантиды — несмотря на прошедшие двенадцать тысяч лет, люди этой планеты не приблизились к тому совершенству, которого достигла Атлантида в прошлом.

Правда, это совершенство и привело ее к гибели.

Пеллистер был в достаточной мере реалистом, чтобы не слишком сожалеть о своей нынешней участи. Да, Лорд-Протектор имел привычку требовать у ученого исполнения своих желаний, не особо задумываясь, насколько они исполнимы в принципе. Да, остальные Архонты зачастую не желали видеть в Пеллистере равного себе — хотя ни один из них в иной ситуации не был бы удостоен даже беседы с ученым. Кроме разве что Галаса, который отличался по крайней мере некоей рассудительностью.

Альтернативой такому положению была смерть. Империя погибла, и Пеллистер совершенно не собирался, исходя из какой-то там принципиальности, гибнуть вместе с ним. Другое дело, что сейчас ситуация несколько изменилась... или имела шанс измениться. Если Архонты в очередной раз — а Пеллистер не раз замечал за Лордом-Протектором этот недостаток — в очередной раз недооценили противника и вынуждены будут искать спасения в стасис-коконах.

Ученый чуть заметно усмехнулся... Как бы Лорду-Протектору не пришлось пожалеть о том, что миссию эту он возложил на него, Властителя Пеллистера, тем самым оставив его единственным Властителем на этой планете.

Он на несколько секунд остановился, прижавшись к шероховатому сырому стволу. Интересно, а почему эта крамольная мысль не вызвала, как раньше, такого отторжения? Почему идея первый раз в жизни служить не кому-то, служить самому себе, своим интересам, не заставила его вздрогнуть от внутреннего отвращения?