Сесилия Дарт-Торнтон - Заклятие немоты

— Если мы пойдем южнее Каэрмелорского пути — угодим прямо в Мирринор, а это едва ли безопаснее дороги.

— Да, Мирринор, Страна Зеркальных Вод… Рискованно? Пожалуй, но я уже бывал в тех краях и, как видите, невредим. Дела требуют, чтобы я вернулся туда. Кроме того, места в Мирриноре красивые.

После ужина девушку неудержимо потянуло в сон. Жар костра, казалось, размягчил даже кости. Торн расстелил для Имриен свой плащ. Она еще раз взглянула на замшелый берег, где сидел одинокий уриск, сомкнула веки — и тут же заснула, успев напоследок услышать слова эрта:

— Первым караулю я.

Утро началось с какого-то невообразимого шума: резкого свиста, жалобных воплей и пронзительного квохтанья — Эррантри радовался солнцу на свой манер. Когда неподражаемая песня смолкла, ястреб засуетился на ветке, перебирая крючковатым клювом рыжевато-каштановые перья в ярких полосках и крапинах. Глаза птицы напоминали два солнечных диска во время затмения: каждый был окружен черным кольцом, а внутри постепенно сгущался мрак.

На траве сверкал серебристый охотничий рог, полный спелой голубики, а рядом россыпью лежала золотистая хурма с налипшими на бока блестящими листочками. На блюде из коры чернели перепачканные золой булочки. Корабль солнца плыл по небу, посылая земле косые лучи сквозь кроны осеннего леса. Диармид еще мирно похрапывал. Уриск исчез. И Торн тоже. Почему Имриен это не удивило?

Девушка вспомнила, что никто не будил ее ночью стоять на страже. Как это учтиво со стороны мужчин! Имриен почувствовала укор совести и, чтобы развеяться, пошла купаться на озеро. Когда она вернулась, эрт сидел на траве и зевал во весь рот. Тут молодой человек заметил серебряный рог и поднял его. Нежно-лазоревые бусины ягод покатились на землю.

— Вот это да! — воскликнул он. — Сколько живу, такой искусной работы не встречал. Изысканная вещица. Верно, какая-нибудь семейная реликвия. Надо же, орнамент старинный, а серебро блестит, как новенькое. Подобное делали только в Эпоху Славы.

Путники позавтракали. К тому времени на опушку вернулся Торн — свежий и сияющий, как ясное осеннее утро.

— Привет вам, сони! Целых полдня прошло, теперь за солнышком и не угнаться. Разве что помчимся как лани!

Дайнаннец протянул Диармиду нож и какие-то стручки.

— Возьми, это семена мыльного дерева, хорошо пенятся в воде. Можешь побриться моим клинком, он остро заточен. Надо набрать еще стручков, мыльное дерево попадается нечасто.

С пеной на лице Диармид склонился над водой, пытаясь разглядеть свое отражение. И тут же громко выбранился: лезвие поранило подбородок.

«Давай помогу». — Имриен взяла нож и аккуратно выбрила эрта.

Прежде чем отправиться дальше, путники схоронили остатки кострища в яме.

Искорки солнца весело скакали по листьям. Конические свечи деревьев полыхали во всю мощь, хоть и не грели. Путники видели себя крохотными несгорающими саламандрами в огромном костре или гномами в сокровищнице Тириендорского леса. Мысли девушки целиком занимал прекрасный дайнаннец — их жар умеряла лишь глухая боль недавней утраты. Горе, как своенравная морская волна, то захлестывало Имриен, то с печальным шелестом откатывало назад, но никуда не исчезало.

Так прошло несколько дней. Торн появлялся все реже: немного шагал рядом с ними, подлаживаясь под медлительную походку своих спутников, объяснял путь, показывал, где взять пищу, — и беззвучно растворялся в чаще. Он мог отсутствовать часами, и тогда для Имриен лес превращался в мрачную пустыню теней, а птицы скорбно умолкали. Эррантри путешествовал на плече хозяина или парил в небесах темной точкой, едва заметной сквозь филигранные кроны.

Иногда ветерок налетал на деревья, и яркие листья разом отрывались от веток, легко опускаясь на землю волшебным покрывалом из тысячи парчовых лоскутков. Имриен запрокидывала голову и замирала от восхищения.

— Знаешь, как это называется? — спросил однажды Торн. — Феллэйзе.

«Ах, если б мой рот смог вымолвить такое слово!» — затосковала девушка.

А дайнаннец продолжал, стоя в призрачном луче янтарного света:

— Удивительно, сколько всего слилось в одном-единственном имени. Феллэйзе — это и оброненный платочек, расшитый шелком, и стая пестрых пташек, что слетают к нам с небес, и частички радуги, уносимые водопадом, золотистые искры, взорвавшие ночь, и рассыпанные самоцветы…

«И ослепительный блеск солнца, попавшего в сети летящих волос», — добавила про себя Имриен.

Торн был так близко, что она ощутила окутывающий его аромат гиацинтов — синий, словно вечер, и неистовый, как небо перед штормом.

И вновь девушка отвернулась, пугаясь своих безумных желаний.

По дороге Торн рассказывал попутчикам о лесных растениях, учил замечать птиц и животных. Обычно это происходило так. Имриен и Диармид стояли и бессмысленно таращились: деревья как деревья, ничего интересного. Но вот дайнаннец отрывает необычный лист или пичужка перепархивает с ветки на ветку — и недогадливые спутники вдруг понимают, на что указывал Торн. Впрочем, потихоньку и их взгляды пообвыклись в многоцветном и многоликом лесу.

— Это только поначалу ничего не заметно, пока не научишься правильно смотреть, — ободрял дайнаннец. — Для новичков лес — это пустыня. Но пройдет время, и съедобные или, скажем, целебные травки будут сами бросаться в глаза.

Молодой эрт с какой-то свирепой одержимостью впитывал все, чему учил Торн. Диармид страшно гордился собой, когда находил вкусные плоды, и с неописуемым восторгом собирал их, пересыпая в широкий подол верхней юбки девушки. Слабый просвет в стене полного непонимания между ними немного порадовал Имриен.

Когда сильный ветер упредил путников о том, что близится ужасная гроза, Имриен с Диармидом укрылись в тесной пещерке в скале. Нечего и говорить, как страдал эрт от этой неприличной близости: он вообще не терпел чужаков на своей территории.

Но дождь утих, и тут откуда ни возьмись появился Торн. Одежда его была совершенно сухой. Лишь несколько хрустальных капелек блестели в темных, как ночь, волосах. Дайнаннец протянул руку, чтобы помочь Имриен выбраться из убежища. Их ладони соприкоснулись: лучше бы девушку поразила небесная молния! Что значат все громы и шторма этого мира, если гроза бушует прямо в сердце!..

Ночами, при свете огня, наставник превращался в прилежного ученика. Он с первого раза усваивал всякий жест языка немых, что показывали спутники. Когда урок заканчивался, Торн подолгу обсуждал с Диармидом достоинства различных видов оружия, премудрости обращения с луком и тонкости изготовления стрел.

Порой в чаще фыркала и сопела невидимая во мраке нежить. Днем что-то могло стрелой пронестись под ногами, а ночью блики от костра частенько плясали в чьих-то внимательных глазах. Людям слышались грохот колес и странное пение прямо из-под узловатых корней деревьев. Очи диких козочек и оленей горели сверхъестественным пониманием.