Сесилия Дарт-Торнтон - Битва вечной ночи

Они странствовали по тайным тропам, ибо Дикая Охота вновь вылетала каждую ночь, оглашая пронзительными воплями ночной горизонт. Извилистым, укромным путем они преодолели уже более пятисот миль — пятисот миль по диким и глухим землям. Пять раз огромное око восходящего солнца, видело, что странная четверка — смертная девушка и три колдовских существа — снова преодолела более ста миль, а ведь летние ночи так коротки. На двенадцатый день грианмиса путники достигли Фирзенхолта. Но там-то, на границах этого края, у первых подстриженных кустов они вынуждены были остановиться.

Перед ними на много миль тянулись переплетения густых и высоких зеленых изгородей из самшита, можжевельника, туи, кипариса и благоуханного лавра. Взгляд чужестранца в первый момент просто потрясали правильные формы кустов, обычно несвойственные дикой природе. На самом деле ветки объедали существа, населявшие Фирзенхолт-Хэйторн, — эти мелкие зверьки, челюсти которых до крайности напоминали садовые ножницы, предпочитали нежные молодые побеги, а поскольку ели они на ходу, а передвигались либо по прямой, либо описывая правильные кривые, то там, где они прошлись, оставались обровненные кусты — преимущественно в виде геометрических фигур и линий: кубов, пирамид, спиралей, клиньев, зубчиков. Порой эти фигуры и линии складывались в сложные последовательности, порой образовывали крепостные стены с бойницами и зубцами, но чаще всего — просто-напросто глухие и ровные заборы аккуратной зелени.

На этой северо-восточной окраине Эльдарайна кусты были обрезаны в основном в форме высоких волчков, уходящих корнями в землю. Длинные ряды таких вот забавных гигантских волчков шли себе по прямой, пока не натыкались на какое-нибудь непреодолимое препятствие вроде гранитного выступа или пласта вязкой глины, а там сворачивали и устремлялись в новом направлении. Складывалось впечатление, будто все эти аккуратные посадки — работа рук какого-то ревностного, но чудаковатого садовника, воплотившего в Фирзенхолте свои понятия о симметрии. Длинные аллеи и короткие авеню разветвлялись или оканчивались тупичками, кольцевыми дорожками или внезапной серией поворотов.

Прямо под зелеными стенами меж хиловатых стволов кустарников тянулась система узких туннелей и грязных земляных ходов, где было под силу протиснуться разве что лисице — да и той пришлось бы прижимать уши, чтобы не ободрать их о ветви. Часть местных обитателей передвигалась по этим тропинкам, другие — мелкие пташки, белки и прочие существа — жили вверху и прыгали по верхушкам древесных волчков.

Вот таким был Фирзенхолт.

В сумерках Тахгил сидела около тускло поблескивающего озерца, по берегам которого росли деревья. Тонкие длинные пальцы девушки обхватили шар хлеба Светлых, что лучился мягким пастельно-розовым сиянием под пологом продолговатых ивовых листьев. Смеркалось. Тающее вечернее солнце коснулось края мира и плавно скользнуло вниз. И в ту же секунду ивовые ветви, тонкими струями дождя спадавшие в озерце, вздрогнули, уловив волнение в глубине спящих вод.

И столь же внезапно причина этого волнения появилась над гладью пруда, разбив зеркальную поверхность. На ощеренной конской морде белели мрамором белки закатившихся глаз, уши были прижаты к черепу, а в струящуюся гриву вплетены стебли водяных трав. Верхняя губа зловеще приподнималась, обнажив полоску острых, как могильные камни, зубов.

От неожиданности Тахгил отскочила назад и упала.

— Не терпится прокатиться? — невинно поинтересовался найгель, подтягиваясь на копытах на берег озерца.

— Я бы с радостью, — ответила Тахгил, поднимаясь, — но тут не особо покатаешься.

— Ах да, я и забыл.

Найгель покосился на высокие крепостные стены Фирзенхолта, угольно-черные на фоне последней бледно-магнолиевой дымки заката.

Он прихлопнул хвостом воображаемую муху. Тахгил ждала предложений, как же им двигаться дальше, но предложений не воспоследовало.

— А нельзя как-нибудь в обход?

— С юга стоят непроходимые чащобы. С севера — горные хребты. Ни там, ни там нам не пройти.

— Увы, — тихонько вздохнул уриск, дикое создание, притаившееся меж ивовых стволов.

— Что «увы»? — раздраженно осведомилась девушка.

— Просто увы.

— Полагаю, у тебя нет никаких идей, как бы нам пересечь этот… этот выживший из ума парк?

— Я-то росточком не велик — мог бы и по ходам пробраться, а то и под ветвями ползти. Найгель может плыть по ручьям и речкам. Лебедь — лететь поверху. Но ты?

Уриск покачал кудлатой головой.

Из зеленой тени плакучих ив подала голос лебединая дева. По ее словам, она не видела с воздуха никаких проходов меж зелеными стенами — все аллеи заканчивались тупиками, во всяком случае, в западной части лабиринта. Вот дальше и правда было нечто вроде дороги, хотя и весьма извилистой.

Тахгил задумалась.

— Пожалуй, — наконец промолвила она, — у меня есть все, что нужно.

С этими словами она сняла с пояса чудом уцелевший ножик и принялась срезать ивовые ветви, обдирая гибкие побеги от листвы. Когда на небо взошла луна, девушка успела уже сплести нечто вроде двух ракеток, которыми придворные Каэрмелора играли в волан, — только без ручек.

— Кустоходы, — объяснила она. — Пойду через Фирзенхолт прямо, напролом. Без таких вот штуковин вершины живых изгородей меня не выдержат, я просто провалюсь между ветками. Но сами по себе кусты достаточно густые и прочные, чтобы выдержать мой вес, если он будет распределен по большей площади. Во всяком случае, я очень на то надеюсь.

Привязав кустоходы к поношенным башмакам, она потренировалась ходить на них — к восторгу найгеля и нескрываемому отвращению лебединой девы.

— У тебя походка, как у утки, которая собирается снести яйцо, — хихикнул уриск.

— Точно подмечено, — согласилась Тахгил. — Я бы рада и полететь, как утка, но где мне взять крылья?

Заткнув плетенки за пояс, она попыталась вскарабкаться на ближайшую же изгородь. Но тонкие прутики и веточки на поверхности зеленой стены не выдерживали ее веса. Девушка вапустила руки поглубже в листву, где таились ветви потолще. По ним она бы могла вскарабкаться — но упругая толща самых мелких побегов выталкивала, не давала ухватиться как следует. Как ни старалась Тахгил, все понапрасну.

В конце концов, выбившись из сил и запыхавшись, она сдалась.

— Вообще-то дворцовые садовники обычно подравнивают верхушки живых изгородей — но у них-то есть лестницы, чтобы взобраться, — посетовала она. — А у меня ни лестницы нет, ни ножиком этим толстые ветки не нарежешь. Неужели и правда нет никакого обходного пути?

— Лабиринт тянется в обе стороны, на юг и на север, пока не встречается с лесами и черными скалами. А еще дальше — Морской берег. Лебединая дева говорит, в нынешние времена берега очень уж хорошо охраняются.