Сесилия Дарт-Торнтон - Битва вечной ночи

Грязные облака плыли на север, загораживая все небо. Лишь зеленоватые кладбищенские огни мерцали неясным светом на болотах Нениан Лэндбридж.

Стоя во тьме рядом с мутным омутом, уриск трижды постучал по воде. Оттуда высунулась знакомая длинная морда.

— Исчезла, — с удивлением промолвил найгель, мрачно оглядываясь по сторонам.

В грудную клетку, левую руку и бедро Тахгил вонзались стальные клювы. За время тряского путешествия жесткие веревки сети, в которой висела девушка, и острые грани того непонятного, на чем она лежала, немилосердно врезались в тело. Вообще во время этого длинного странного путешествия Тахгил находилась в каком-то оцепенении, оглушенная, то теряя сознание, то снова приходя в себя, плавно переходя из реального кошмара к кошмарной реальности. Муки ее еще усиливались из-за лангота, приливы которого настигали девушку, повинуясь какой-то своей внутренней закономерности, — а быть может, их просто вызывали те или иные жизненные обстоятельства. И вот теперь во время коротких периодов прояснения Тахгил безумно тосковала по Светлому королевству. Перед внутренним взором ее проплывали увенчанные звездами горные пики, полные тайн леса и чистые поющие реки — и столь отчетливы, полны жизни были эти видения, что кровь в жилах девушки останавливалась, а из глаз, давным-давно утративших способность плакать, лились горькие слезы.

Ее не беспокоил ни голод, ни жажда — совсем недавно девушка наглоталась столько воды, что хватило бы на сотню человек, — ни даже холод, хотя она промокла насквозь. То, во что врезалось ее тело — это непонятное переплетение острых железных краев и узелков, — было теплым. Местами металл сменялся полосками кожи, загрубелой, но странным образом в этой загрубелости была своя чувственность — как будто Тахгил лежала на теле неистового любовника.

Во время кратких периодов прояснения Тахгил так и не смогла понять, где она находится и как попала сюда. Наконец тряска прекратилась. Девушка почувствовала, что ее опускают. Сеть чуть ослабла, раздался стон. Тахгил куда-то покатилась, железные клювы впились в нее в новых местах. Она с трудом удержалась от крика.

Но стон — стонала не она.

Рядом смутно вырисовывалось из тьмы какое-то огромное существо, от которого ужасно пахло падалью и гнилью. Должно быть, оно заметило, что в его последней добыче еще остались крохи жизни — но оглушенная и относительно невредимая Тахгил представляла собой отличный запас на потом. Поэтому существо отодвинулось. Слева, совсем рядом, послышалось смачное чавканье, звук раздираемой плоти. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем гнусное существо удалилось, с грохотом волоча ноги — словно тяжелые наковальни тянули по каменоломне.

Стон повторился прямо над ухом Тахгил. Девушка попыталась открыть глаза, но обнаружила, что уже и так их открыла. Где-то вдалеке, ровным счетом ничего не освещая, виднелись тусклые кроваво-красные пятна. Тахгил попробовала на ощупь понять, что ее окружает.

Пальцы ее путешествовали по пейзажу одновременно и незнакомому, и хорошо известному. Металлические края доспеха… гладкие вкрапления живых мышц. Густые волосы, полоса щетины. Дыхание — резкое, напряженное, неровное. Струйка липкой жидкости — должно быть, кровь.

— Кто вы? — прошептала она, но человек в доспехах ничего не ответил.

Однажды, в Жильварисе Тарве, Тахгил, что тогда звалась Имриен, видела проезжавших намаррцев и теперь по форме наручей и сережек воина поняла: он принадлежит к их народу. В груди у него булькало и клокотало, эхо громкого, свистящего дыхания раскатывалось меж стен просторной пещеры, чертога в толще скал и камней. Возможно, пленники находились в подземелье. Однако девушку сейчас куда более занимало другое: веревки, что связывали ее с этим обреченным возлюбленным, этим воином в кольчуге из перехлестывающихся металлических пластин, который, судя по звукам его дыхания, очень скоро станет хладен и недвижим, как рыба в сетях рыбака.

Руки Тахгил скользнули по груди намаррца вниз, к его бедру, где на поясе висел кинжал — уже наполовину вытащенный из ножен. Кое-как преодолевая сопротивление тугих уз, девушка высвободила лезвие и перерезала одну из веревок. Кинжал оказался остр — он рассекал путы короткими и быстрыми ударами. Тахгил лихорадочно трудилась во тьме. Один раз, не рассчитав, она порезала свою же руку тонким, точно лист бумаги, лезвием. По пальцам потекла кровь, и девушка едва не выронила кинжал. Вот поддалась еще одна веревка и еще одна — теперь брешь в сети была достаточно велика. Извиваясь, Тахгил протиснулась в отверстие.

Судорога скрутила ее, кинжал выпал из ослабевших рук и зазвенел на камнях. Скорчившись, Тахгил пыталась совладать с жестокой болью. Руки и ноги немилосердно затекли, все тело было в ссадинах и синяках.

Где-то рядом намаррец зашевелился и с чудовищной силой втянул в себя воздух.

— Шесть голов пробил я сегодня, — прохрипел он с непривычным для слуха девушки акцентом, — твоя будет седьмой.

В горле у него что-то булькнуло, и он умолк. Тахгил дотронулась до груди раненого — но та не поднималась и не опускалась.

Камни, на которых скорчилась девушка, так и полыхали жаром, глухо вибрировали, точно снизу работал какой-то мощный механизм. Вокруг стоял отвратительный запах падали. Тахгил передернулась. Скоро ли чудовищный хозяин подземной кладовой вернется, волоча тяжелые ноги-наковальни? Повернув голову, девушка снова заметила расплывчатое кроваво-красное пятно, мрачную слабо светящуюся кляксу где-то вдали, не мерцающую, как живой огонь, а светящуюся ровным, хотя и тусклым светом. За неимением ничего лучшего Тахгил поползла в ту сторону. На полу пещеры валялось множество самых разнообразных предметов — обломки скал, какие-то металлические штуковины, кости и непонятные ведерки с какими-то панцирями. Девушка то обходила их, то просто откидывала с дороги, то перелезала сверху.

Красное пятно становилось все больше. В неверном багровом свете со всех стороны постепенно начали прорисовываться очертания неровных, зазубренных и изломанных выступов. Тахгил и в самом деле находилась в огромной пещере. С потолка свисали длинные сталактиты из известняка — они тянулись навстречу своим карликовым нижним собратьям-сталагмитам. На полу валялись камни, от самых мелких до громадных валунов, а меж камней лежали кости — гладкие и длинные, маленькие и узловатые, выпуклые или вогнутые, с суставами или без, целые или сломанные, обглоданные или разжеванные в щепы. Среди этих печальных останков ржавело оружие и куски доспехов. Металл так раскалился, что больно было и притронуться. Едкие кислотные испарения разъели его, привели в полную негодность. Из щелей угрожающе выглядывали скорпионы. И над всем этим витала зловещая кровавая дымка.