Андрей Басирин - Тень Аламута

— Не так далеко, как ты думаешь, джинн. Лучше бы тебе меня слушать. Тимурташ — парень не промах.

Такие вот непонятные разговоры они вели. При этом на Керима и Фарроха они обращали внимания столько же, сколько на сажу, что покрывала камни очага.

Голоса перешли на неразборчивый шепот. Чашка Керима дрогнула, выплескивая простоквашу. Евнух закашлялся.

— Тс-с-с! — одними губами произнес Рошан. И медленно — о-очень медленно — потянулся к посоху. К счастью, опасные гости не обратили на это внимания.

Керим вытер белые усы под носом. В глазах его прыгал страх. Когда кровь одного мусульманина бывает дозволена другому? Неужто началось?!

— Тихо, — приказал Рошан. — Сейчас неторопливо поднимаемся… неторопливо, я сказал! Жди, пока встану.

Он подобрал ноги под себя и завозился, словно курица на насесте. Лицо его исказилось мукой. Битая-перебитая спина, ломаные ноги… Всякий обычный человек, увидев, как Рошан встает, проникался горячей благодарностью к богу за то, что с его спиной и ногами всё в порядке.

Наконец Рошан поднялся.

— Эй, спасибо, дорогой, за трапезу, — бросил он хозяину. — Сколько с нас?

Хозяин топтался в дверях с двумя чайниками в руках:

— Аллах да осияет ваш путь! Вы создали почин, так что денег с вас не возьму.

— Видишь, Керим? Ты всё еще должен мне завтрак.

— Иблис ворожит этому кафиру, — сквозь зубы мотал казначей. — Доброму мусульманину бесплатный нож в брюхо дозволен. А этому…

Рошан вперевалку заковылял к выходу. Воины в джуббах провожали его недобрым взглядом.

— Стой! — опомнился первый. — Подозрительны что-то эти двое.

— Аллах с тобой. Сиди, пей чай.

— Какой чай! Эй, ты!.. — Он вскочил, хватая Рошана за рукав. — Что зубы скалишь? Тебе говорю!

— Вы меня с кем-то путаете, уважаемый, драться в чайхане непристойно. Это удел простолюдинов. А в тесноте, когда посохом не ударить — и вовсе глупо. — Рошан указал Кериму глазами, мол беги. Да побыстрее! Мысль была хороша. Керим засеменил к двери, она распахнулась. На пороге стояла Марьям:

— Рошан! Рошан! Аллах велик! Я нашла вас!..

Как она отыскала эту чайхану, откуда знала, что он окажется здесь, — великая тайна. Чужаки разъярились. Женщинам в местах, где отдыхают чины, делать нечего. Но до них ли было Марьям! Не обращая внимания на людей в джуббах, она кинулась к гебру. Затараторила:

— Рошан, там посланник! посланник! От Тимурташа, только ложный! И Иса… он пришел… Рошан, они схватят Хасана!

Лучше бы она пнула гнездо шершней. Чужаки одновременно вскочили с мест. Блеснули ножи.

Ни бить посохом, ни уворачиваться времени не осталось. Жалобно пискнула Марьям, когда гебр задвинул ее себе за спину.

— Эй! Эй! — заорал старший. — Больно прыток! А кинжал в брюхо?

— Бей! Бей! Бей! — вступил второй.

Керим бросился к двери. Та вновь распахнулась: на пороге стоял еще один чужак в приметной джуббе. Закатив глаза, евнух сполз на пол.

— Это что еще? — нахмурился вошедший. Окинув взглядом духан, он властно шагнул вперед. Рошан перехватил посох поудобнее, примерился…

…и перевел дыхание.

— Вот вы где, сыны ослицы! — новый гость грузно затопал к шпионам. — Оголодали, шайтаново семя? Пловика по-манбиджски захотелось? А ну встать!!

Воины и так стояли. Но от этого окрика они подпрыгнули, стремясь вытянуться еще больше.

— Наши уже во дворце, — пролаял гость. — Хасана с мига на миг повезут из… — Он смятенно оглянулся на Рошана: — Аллах велик! Что здесь делает этот бродяга?

— Это враг! — сорвался с места первый. — Позвольте, я выпущу ему кишки!

— Стой! Сам разберусь.

Гость повернулся к Рошану. Мордатый, здоровый — зубр зубром. Поди свали такого.

— Соглядатай? От Хасана?

— Вовсе нет, уважаемый, — затараторил гебр. — Служу здесь. Чай подаю, на столы накрываю, хурма-бастурма. Все меня знают, все помнят! Кого хочешь спроси: всяк ответит, другом назовет!

Марьям сжалась в комок. Глаза ее затравленно блестели из-под хиджаба. Рошан выхватил из рук онемевшего трактирщика чайник. Придерживая посох под мышкой, налил в пиалу ароматной коричневой жидкости.

— Угощайтесь, благородный господин! Угощайтесь, благословенный воин!

Гость вызверился на гебра волком.

— Не понял.

— Сейчас поймешь.

Золотисто-коричневая струя выплеснулась из пиалы. Хлестнула по лицу мордатого.

— А-а-а!!

Воины рванулись, но поздно. Фаррох разбил манник о голову самого быстрого, второго — посохом и зубы и бежать.

— Марьям, скорее! Керим, двигай задом!

За спиной дурными голосами выли ошпаренные заговорщики.

Темнота и сырость — вот неизменные атрибуты любого каземата. Сколько позади тюремных дней? Мелисанда уже не помнила. Она лежала на охапке саломы, прислушиваясь к звукам за дверью. Где-то скрипели половицы, сменялся караул. Охал и бормотал коротышка тюремщик.

Мелисанда осторожно уселась. Спину саднило.

Приходилось кусать губы, чтобы не заплакать. Морафия вчера собственноручно выпорола дочь. Недостаток умения королева восполняла энтузиазмом.

— Стой! — прикрикнул тюремщик неведомо на кого. — Сиди спуокойно, шелудивий пес! Кому говорью?

Диккон говорил с причудливым акцентом. Сколько принцесса ни ломала голову, она так и не смогла понять, откуда стражник родом. Гласные в его речи перетекали одна в другую, звучали широко и вкусно. Ему бы актерствовать, а не ворье охранять.

— А что, Дик, — отвечал незнакомый голос, — осталось на донышке? Клянусь пояском Марии Египетской, я алчу и жажду. А ты глух к моим стенаниям, словно жена Лотова.

— Побойся бога, Аршамбоу! Ты в темнице, гнусный храмуовник. Зачем я дуолжен тебя поить?

— Хе-хе! — Что-то звякнуло. — Почему… Потому что ты мне вчера все ключики продул от дальних камер. А ну как Гранье ворья насажает? В шкафу ты их станешь прятать, что ли?..

— Гуосподь покарает тебя, храмуовник! Ну… разве по маленькуой.

— Дело. Раскидывай! Ставлю ключи против бутылки.

Мелисанда прижалась ухом к двери. Неведомый узник не шутил: он действительно собирался сыграть с тюремщиком в кости. Зашаркали подошвы Диккона. Загремели решетки.

— Пуоклянись, что не убежишь, храмуовник.

— Я что тебе, жена Лотова? Ты ж меня, почитай, каждый месяц запираешь.

— Клянись! Знаю я вас, муорд рицарских.

— Ладно. Я, Аршамбо де Сент-Аман, рыцарь Храма, клянусь пояском Марии Египетской, что не буду женой Лотовой и последней сволочью. Клянусь, что не сбегу из тюрьмы, оставив друга моего Диккона в одиночестве распивать бургонское, присланное магистром де Пейном… эй! эй! Куда набуровил столько?.. А мне?.. Договаривались же по три бокала!

Тюремщик что-то проворчал в ответ. Вновь забулькало вино. Мелисанда с тоской вздохнула. После вчерашней порки и допроса немилосердно хотелось есть и пить. Устраиваются же некоторые! Этот вот… как его… Аршамбо де Сент-Аман. Словно дома!