Джон Толкин - Возвращение короля

Эовин просила его повременить с отъездом хотя бы до прибытия Эомера.

– Я не один, – сказал Следопыт, – со мной мои друзья. Хотя они, если пожелают, могут остаться здесь и идти в Ристанию с Теоденом. Но у меня только одна дорога, и даже если придется идти одному, я все равно пойду.

Вечером Эовин снова подошла к Арагорну. В глазах ее Следопыт с удивлением увидел слезы.

– Арагорн, ну зачем тебе Путь Мертвых?

– Дело в том, Эовин, что на этом пути я смогу принести больше всего пользы в нашей борьбе с Врагом. Я ведь не по своей воле выбираю пути. Если бы я следовал зову сердца, то бродил бы сейчас в прекрасных долинах Лориэна.

Девушка задумалась над этим ответом, потом, положив руку ему на плечо, сказала: – Ты отважен и решителен. К таким приходит слава. Позволь мне сопровождать вас. Я не хочу больше прятаться среди холмов, меня влекут сражения и опасности.

Арагорну пришлось напомнить, что Теоден поручил ей судьбу людей, и она отвечает за них. Эовин неожиданно расплакалась.

– Я с детства езжу верхом и владею оружием не хуже любого другого, – сквозь слезы говорила она, – и вот должна сидеть у очага, хотя не боюсь ни ран, ни смерти.

Арагорн внимательно посмотрел на нее и осторожно спросил: – Но что же тогда страшит тебя?

– Клетка! – порывисто ответила она.– Не хочу сидеть в клетке всю жизнь, пока старость не отнимет у меня надежду совершить подвиг!

– Ты рвешься к подвигам, а меня отговариваешь от них, – с шутливым упреком заметил Следопыт.

– Я не отговариваю, – горько ответила Эовин, не обращая внимания на его шутливый тон, – я хочу, чтобы твой меч принес победу и славу, но не только тебе. Доблесть нужна, но...

– Я тоже так думаю, – прервал ее Арагорн. – Оставайся здесь. Тебе нечего делать на юге.

– Как и твоим спутникам, – тут же подхватила Эовин. – Они идут только потому, что не хотят расставаться с тобой, потому что тоже любят тебя! – с этими словами она повернулась и исчезла в темноте. Бродяжник долго и грустно смотрел ей вслед.

На рассвете, еще до восхода солнца, отряд Арагорна был готов выступить. Сам Следопыт уже вдел ногу в стремя, но в этот момент к ним подошла Эовин. На ней была одежда Всадника, на поясе – меч, в руках – кубок. По обычаю, она отпила глоток, желая им удачи в пути, и передала кубок Арагорну. Он тоже отпил и пожелал счастья ей и ее народу.

Леголас и Гимли, знавшие Эовин гордой, холодной наместницей правителя, с удивлением увидели слезы на ее прекрасном лице. Она смотрела только на Бродяжника.

– Ты не выполнишь мою просьбу? Не возьмешь меня с собой?

– Нет, – покачал головой Следопыт. – Без согласия правителя и твоего брата – нет. Они придут только завтра, а мне дорог каждый час. Прощай, Эовин!

Тогда неожиданно она упала на колени. – Прошу тебя!

– Нет, – еще раз ответил он, бережно поднимая ее и целуя руку.

Потом вскочил в седло и не оглядывался больше. Близко знавшие его видели, как тяжело у него на сердце.

Отряд скрылся. Эовин долго стояла неподвижно, глядя ему вслед, а потом, нетвердо ступая, вернулась в свой шатер. В лагере никто не видел этого прощания все еще спали, а когда проснулись и узнали, что пришельцы уехали, с облегчением говорили друг другу: – Вот и хорошо. Ни эльфов, ни их родичей нам не надо. И без того времена смутные.

Отряд скакал в серых сумерках, потому что солнце скрывалось за гребнями Обитаемой Горы, вздымавшейся впереди. Первые волны страха захлестнули их уже в тени древних скал, на подходе к Димхольту. Там, где уступы поросли жуткими деревьями с густой черной хвоей, перед ними открылась расселина; вход в нее запирал могучий одинокий утес, вздымавшийся словно перст судьбы.

– Кровь стынет в жилах, – пробормотал Гимли. В полной тишине голос его позвучал мертво, как шорох хвои, покрывавшей здесь всю землю. Кони упирались и храпели. Пришлось спешиться и вести их в поводу мимо мрачного утеса. Миновав его, они оказались в узкой долине, противоположный конец которой перегораживала отвесная скалистая стена. Посреди нее, словно разверстая пасть ночи, зияла Темная Дверь. Широкую арку венчали смутно видимые, глубоко высеченные в скале знаки. От них на путников волнами исходил ужас. Отряд остановился и с ужасом взирал на страшную преграду. Один только эльф был спокоен. Призрачный мир людских страхов не пугал его.

– Это дверь зла, – промолвил Хальбарад. – Я чую за ней свою смерть. И все-таки я войду. Но лошади не пойдут, я в этом уверен.

– Мы войдем все, и лошади пойдут с нами, – твердо произнес Арагорн. – Если мы преодолеем тьму за этими воротами, нам еще скакать и скакать. Каждый потерянный час приближает победу Врага. За мной!

Он двинулся вперед, и такова была в этот час сила его духа, что и дунаданцы и их кони последовали за ним. Только Эрод, конь из Ристании, отказался идти и стоял, дрожа от невыносимого ужаса. Тогда Леголас закрыл ему глаза руками и спел на ухо несколько слов, мягко и мелодично прозвучавших в мрачной тишине. Конь перестал дрожать и медленно пошел вперед.

Позади остался только Гимли. Колени гнома мелко тряслись, и ноги не шли.

– Неслыханно! – воскликнул он в гневе на себя. – Когда это было, чтобы эльф шел в подземелье, а гном не осмеливался! – С этими словами он бросился вперед, как в омут. С первым же шагом на Гимли, сына Глоина, бестрепетно бродившего во многих глубинах мира, обрушилась, словно обвал, кромешная пещерная мгла.

Арагорн с зажженным факелом шагал впереди; последним, тоже с факелом в руке, шел Элладан. Гимли отстал и теперь старался нагнать отряд. Он видел перед собой только тусклый свет факелов, а когда путники останавливались, со всех сторон ему слышался беспрерывный шепот, как будто нездешние голоса нашептывали слова, звуки которых не походили ни на один известный гному язык.

Никто не спешил нападать на них, ничто не преграждало путь, однако страх гнома все возрастал. Он отчетливо понимал: обратного пути нет. Он чувствовал, как позади, на дороге, возникают незримые толпы, следующие за ними во тьме.

Гном не знал, сколько времени прошло, прежде чем однообразие их пути было нарушено. Широкая дорога вдруг еще больше расширилась, стены отступили, зато ужас так тяжко сдавил Гимли, что он с трудом переставлял ноги. В это время в свете факела Арагорна слева что-то тускло блеснуло. Арагорн остановился, а потом решительно свернул с дороги.

– И как это он не боится? – пробормотал гном. – Будь это любая другая пещера, Гимли первым бы посмотрел, что это там за штука с таким золотым блеском? Но только не здесь! Пусть себе лежит, где лежит, что бы оно там не было!

Тем не менее он подошел и увидел, что Арагорн стоит на коленях, а рядом Элладан держит два факела. Перед ним на камнях лежали останки могучего человека. Его кольчуга и доспехи были в полной сохранности: воздух подземелья был сух, а металл вооружения был вызолочен. Кольчуга воина была подпоясана золотым, отделанным гранатами поясом, богатый шлем покрывал голову фигуры, лежащей лицом вниз. Гимли огляделся и увидел, что воин упал возле стены пещеры; прямо перед ним была запертая каменная дверь. Тут же лежал сломанный меч. Клинок был весь в зазубринах, словно им в отчаянии рубили скалу.