Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — властелин трех замков

— Я выхожу за барона Грубера замуж.

Клотар стиснул кулаки, Альдер нахмурился. Все ждали моего слова, я кивнул.

— Я всегда на стороне тех, кто бунтует против деспотической власти родителей. Так что я целиком… да, целиком. Но мы обещали отвезти Женевьеву к королевскому двору. Или к герцогскому? Впрочем, это неважно.

Грубер сказал легко:

— Не волнуйтесь, я снимаю с ваших плеч эту тяжкую для вас и такую приятную для меня ношу. После свадьбы я сам отвезу туда мою жену… если она, конечно, захочет.

За столом, где расположились его соратники, поигрывали ножами для разделки жаркого и поглядывали на нас с победными улыбками. Я тоже улыбнулся, развел руками.

— Тоже решение. Хорошее решение.

Клотар и Альдер смотрели на меня с недоумением.

Клотар наконец спросил неприятным голосом:

— Что… вы предлагаете передать ее барону?

Лицо его начало медленно наполняться тяжелой кровью. Он задышал чаще, ладонь поползла к рукояти меча. Я пожал плечами.

— Почему нет? Баба с воза — кобылу в… Деньги и коней мы уже получили. Так что пусть забирает. Не скажу, что был счастлив от ее присутствия. Правда…

Они четверо сияли, только Клотар, несмотря на растущий гнев, что-то уловил, остановил пальцы на рукояти меча, спросил настороженно:

— Что?

— Правда, — повторил я, — хотя я полностью за право выбора предмета любви самими субъектами… неча тут родителям лезть!.. я вообще, если на то пошло, за свободную любовь… по крайней мере, для меня, а вы оставайтесь консерваторами, мне так удобнее, однако же, признавая и сознавая…

Я перевел дыхание, во как закрутил речевую фигуру, еще замысловатее, чем из трех пальцев из-под локтя над ушами, оглядел всех, теперь слушающих неотрывно, закончил с лицемерным вздохом:

— Но мы живем в правовом пространстве, которое нам хоть и не ндравится, но все же лучше устаревшие законы, чем никаких. Вот когда узаконят, что девушки могут выходить замуж по любви, а не по деспотическому произволу родителей, тогда я первый сниму шляпу, в смысле шлем, и раскланяюсь. А пока что мы не может передать Женевьеву сэру Груберу без разрешения на то ее родителей. И не можем допустить свадьбу, если он, сэр Марквард, не пришлет письменное подтверждение с теми людьми, слову которых я могу доверять.

Грубер смотрел на меня бешеными глазами. Лицо медленно багровело, губы посинели, а желваки, казалось, вот-вот прорвут кожу. Я ждал, что он опрокинет стол и с диким ревом ринется на меня, напрягся и держал руку на рукояти меча. Однако Грубер медленно выдохнул, смолчал, отчего мне стало чуточку не по себе. Еще один, который умеет держать себя в руках, а я предпочитаю более непосредственных людей.

— Все же, — проговорил он хриплым голосом, — полагаю, что незамужней женщине, которая печется о своей репутации, нельзя находиться в обществе мужчин. Я сниму для нее лучшую комнату на этом постоялом дворе. А завтра утром в здешней церкви в присутствии свидетелей я вступлю в брак с леди Женевьевой.

Клотар, Альдер и Ревель перевели взгляды на меня. Я ответил холодно:

— Комнату для этой женщины сниму я. Вернее, уже снял. И не лучшую, а ту, которую она заслуживает. Кроме того, предупреждаю, всякий, кто протянет руку, чтобы ночью постучать к ней в дверь, останется без руки.

Клотар не вытерпел долгого молчания:

— Возможно, и без головы.

Грубер вызверился на него через стол:

— Что ты сказал?

— А тебе, ублюдок, — сказал Клотар, — вообще не стучать ни в чью дверь, ибо сейчас выйдем на задний двор, посмотрим, как ты обращаешься с оружием!

Грубер отшатнулся, Клотар что-то слишком быстро пришел в ярость и выразил готовность к драке, в то время как дикопольный барон явно рассчитывал на долгую перебранку. Наступило неловкое молчание, леди Женевьева еще не придумала, как спасти ударившего лицом в грязь Грубера, а я сказал холодно:

— А теперь, сэр Грубер, вы можете удалиться. Я все сказал.

Он кивнул, поднялся, направился к своей троице, и тут только дошло, что я его отпустил, как слугу, как лакея. Он круто развернулся, лицо снова с устрашающей скоростью налилось кровью, глаза метнули молнии, однако я сделал вид, что занят кубком вина и ничего не замечаю.

После секундного колебания он круто развернулся и, негромко бросив что-то своим, стрелой вылетел из зала. Соратники поспешили следом. Когда дверь за ними захлопнулась, Альдер тихонько перевел дыхание, стараясь делать это незаметно, а Женевьева произнесла яростно:

— Ну… ну я дождусь завтрашнего утра!.. Я дождусь!.. А потом посмотрю, как Грубер подвесит вас, сэр Ричард, в своем подвале на цепях и заставит попробовать каленого железа!

Все трое мужчин молчали, я ответил мирно:

— Не сомневаюсь, что это любимое занятие Грубера. Вы будете хорошей парой.

— Да как вы…

— Смею, — ответил я так же мирно, — смею.

Мы допивали вино медленно, наслаждались уютом большого просторного заведения, полного людей. Ведь с утра снова увидим только голую степь, вышмыгивающих из-под копыт зверьков, а в небе одиноких орлов. Альдер первый заметил, как в помещение влетела молоденькая девушка, почти подросток. Сразу же, стараясь не привлекать внимания, она перешла на шаг, двинулась между столами в сторону кухни. Мужчины поворачивались к ней, я не слышал, что говорили ей, но ее щеки покраснели, она ускорила шаг. Кто-то пытался схватить ее; но она ускользнула с грацией лесного зверька.

Хозяин заметил ее, когда она появилась в дверях кухни. Я посматривал краем глаза, как она что-то говорила ему, он хмурился, кривился, наконец пожал плечами и развел руками. Девушка умоляюще прижала руки к груди. Мне показалось, что она вот-вот расплачется.

Брат Кадфаэль сказал с сочувствием:

— Откуда-то сбежала.

Альдер буркнул:

— Каждую весну из дома бегут сотни парней. Но девушки бегут редко.

— Я не сказал, что из дому, — кротко возразил Кадфаэль.

Он искательно взглянул на меня, я кивнул.

— Если хочешь, прояви свое христианское милосердие и угости ее обедом. Но ничего больше!

Альдер захохотал, Кадфаэль покраснел, вскочил. Мы смотрели, как он подошел к хозяину и девушке. Хозяин тут же отошел в сторону, с явным облегчением перепоручив ее монаху, а Кадфаэль взял ее за руку и подвел к нашему столу.

— Ее зовут Улинда, — сказал он. — Она сбежала от хозяина, у которого была в услужении всего неделю. Он сперва вел себя прилично, а сегодня начал требовать от нее… словом, начал…

— Все понятно, — прервал я. — Он мужчина, этим все сказано.

Она с ужасом посмотрела на меня, я жестом указал ей на место за столом.

— Я не голодна, — прошептала она.

— Садись и ешь, — велел я. — Я сказал, что каждому мужчине захочется тебя затащить в постель, такая ты хорошенькая и сдобненькая… но мы должны сдерживать свои скотские желания, только тогда становимся мужчинами.