Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — властелин трех замков

— С ума сойти… Куда мир катится?

Выглядел он, признаться, совершенно ошарашенным, из чего я понял, что начальник всех вооруженных сил Маркварда не покидал его крохотных владений. А там, конечно, можно и не поверить, что есть сила, способная обуздывать распоясавшихся сеньоров.

— Вот что, — решил я, — ты, Альдер, с Ревелем будете по очереди сторожить дверь в комнату леди Женевьевы. Покидать пост не разрешается.

Женевьева возмутилась:

— Разве я не дала слово? И вообще, я что, пленная?

— Порядочная девушка, — объяснил я, — не должна покидать комнату ночью. И не должна впускать мужчин. Атак как мы делаем вид, что вы, леди Женевьева, порядочная…

Она вспыхнула.

— Делаете вид?

— …то вы дождетесь утра, — закончил я невозмутимо. — И тогда другие тоже поверят… может быть, что вы — порядочная женщина… в какой-то мере. Я тоже, кстати, верю, что вы можете быть порядочной в каких-то отдельно взятых случаях. Ну, к примеру, если на небе засияют две луны, рак на горе после дождичка в четверг свистнет или сухая верба зацветет.

Я поднялся, Альдер по моему знаку взял Женевьеву под локоть и сказал смущенно:

— Леди Женевьева, простите, но хозяин велел проводить вас в комнату.

Она резко выдернула руку, глаза метали молнии.

— Не прикасайтесь ко мне!

— Не упорствуйте, — посоветовал я. — И тогда избегнете порки. Хорошей порки.

Она ожгла меня диким взглядом, но в моем лице было нечто, что сразу погасило огонь в ее глазах. Видимо, я не прочь выпороть прямо сейчас, и она, чуткая, как все близкие к природе существа, в это наконец-то врубилась.

Пристроить Улинду удалось быстро, хороших девушек видят сразу, хотя на беду это видят и ублюдки. Я вышел, дав денег хозяину лавки, дряхлому старцу, который с женой с трудом держит булочную, вышел и по прямой направился в ближайшую кузницу, ориентируясь по звону молотов о железо.

В кузнице полыхает горн, я еще у двери ощутил волну жара, а когда открыл дверь, то как будто оказался в Африке. Два молота стоят рукоятями вверх, а немолодой кузнец с сединой в бороде и волосах постукивает небольшим молотком, подгоняя длинный узкий кинжал под нужный размер.

— Бог в помощь, — сказал я.

— Спасибо… ваша милость.

Я снял с пояса молот.

— Можете сделать такой же?

Он посмотрел на меня, на молот, снова на меня. В глазах что-то изменилось, я даже подумал, что умелец узнал молот, о нем наверняка немало легенд. Кузнец долго осматривал молот, в сомнении чесал затылок, сказал с великим сомнением:

— Сомневаюсь, ваша милость, чтобы такие молоты могли ковать вообще…

Я сказал быстро:

— Ты, философ, скуй всего лишь похожий. Понял?

Он взглянул остро, я видел, как у него появились кое-какие мыслишки, на лбу прорезались вертикальные складки, что значит, задумался для солидности.

— Похожий сделаю. Почему не сделать? Дня за два…

— Утром едем дальше, — прервал я.

— Но, ваша милость…

— Двойная цена, — сказал я.

Он вздохнул.

— Ладно, поработаем ночь. Который день так… Когда высплюсь? Оставьте ваш молот…

— Нет, — возразил я. — Ты видишь этот молот. Самый обычный, таких сотни. Разве что рукоять слишком коротка. По ней и отличают от других. Таким и сделай. Не думаю, что такая уж сложная работа.. Утром зайду. Если надо будет подправить, сделаешь при мне.

Чувствуется, что город — плебейский, это значит, что жизнь не замирает и ночью. Работает не только кузнец, вон в пекарню повезли муку, утром благоухающие свежевыпеченные булочки будут в лавках, трудятся шорники, хлопают двери трактиров, гостиниц. По дороге трижды останавливали вольные женщины, предлагали услуги. Не утерплю, похвастаюсь: одна предложила переспать за так, настолько понравился, я расчувствовался, все мы легко ловимся на льстивые слова, бросил ей серебряную монетку.

Потом я почти бежал, в открытом окне на втором этаже показалась крепкая фигура Альдера. Махнул, мол, все в порядке, пьяных нет, а я бдю, муха не пролетит, гад не проползет, враг не просочится на постоялый двор.

В ответ я помахал рукой, а сам быстро пробрался в свою комнату, сунул молот в мешок и закутал в тряпки. Если завтра утром выйду с другим, никто не заметит подмены.

Когда я поднялся на третий этаж, Альдер помахал мне рукой от двери леди Женевьевы. Я направился к нему, но он, приложив палец к губам, сам пошел навстречу, оглянулся и сказал, понизив голос:

— Вовремя вернулись, ваша милость.

Я насторожился.

— Что-то случилось?

— Непонятные людишки, — ответил он. — В ваше отсутствие зашли на постоялый двор, осмотрели, но останавливаться не стали.

— К конкуренту двинули? Там дешевле.

Он хмыкнул.

— Да не совсем… Вот присмотритесь к тому дому, через площадь… Тень от сарая?

В тени в самом деле угадывается человек, не хватило дураку терпения затаиться неподвижно. Еще одного, уже сам, я заметил через два дома на другом конце площади.

— И еще двое на крыше, — добавил Альдер и указал на дом слева. — Так что окна надо закрывать, когда будете монеты пересчитывать.

— Да уж, — согласился я, — но пуще глаза надо стеречь то, что они считают неслыханным богатством.

Он ухмыльнулся, адиёты, как можно девку считать ценным приобретением, да еще такую, от нее наплачетесь, сообщил:

— Там Ревель присматривает за ее дверью.

— Надо еще и за окном, — сказал я.

— Да неужто через окно спустится?

— От такой можно всего ожидать.

Он покрутил головой.

— Тогда в самом деле такая девка чего-то стоит… Но все равно, пришлось бы через двор, с той стороны глухая стена. Другое дело, если ее попробуют те лихие ребята выкрасть.

— С ее согласия, — напомнил я. — А это упрощает их задачу.

Он кивнул.

— Даже Ревель заметил, что в город все прибывают крепкие ребята из степи. И все стягиваются сюда. Похоже, нас обкладывают, как волков.

Дверь комнаты Женевьевы отворилась. Она вышла, поморщилась, увидев нас.

— Еще не спите? Вы что, в самом деле собрались всю ночь здесь торчать?

— Что вам понадобилось? — ответил я вопросом на вопрос.

— Иголка и нитка, — сообщила она.

— Вам доставят, — ответил я. — Я позову служанку.

Оба мы присматривались к ней внимательно, что-то держится очень уж нахально, в глазах торжествующий блеск, спина прямая, явно у себя по комнате летала, но сейчас сама королевская величавость, лицо вытянулось, взгляд из-под длинных ресниц надменен, как на пьяных слуг, что ко всему еще и вымазались в дерьме.

Альдер тоже словно бы старался прочесть на ее лице, что ей сообщили за это время и каким способом, а я старался выглядеть твердым и надменным, тертым калачом, что все видит насквозь и не допустит помехи своим планам.

Она поинтересовалась холодно: