Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – воин Господа

Впереди у края дороги высился белый камень. Я не увидел на нем каких-либо знаков, размахнулся совершенно бездумно, ибо надоел и спор двух умников, и собственные тяжелые мыслив рукоять молота вырвалась из моей ладони с силой, словно лягушка оттолкнулась лапами, молот полетел, хлопая по воздуху единственной лопастью. Я успел подумать, что веду себя, как мальчишка в телефонной будке ночью, что, хмелея от безнаказанности, срывает трубку и бьет стекла...

Молот ударил с мощью, тряхнувшей под конскими копытами землю. Камень остался цел, ни единой царапинки, а молот... бессильно упал рядом!

Мороз пробежал у меня по спине. Оглянулся, Сигизмунд смотрит озадаченно, только Гугол посмотрел с равнодушным презрением. Я нагнулся с коня, молот непривычно тяжел, или это я еще не привык свешиваться с седла, как печенег, поднял, молот блестит сердито и смущенно.

Гугол буркнул язвительно:

– Это камень Мощи.

– Какой? – спросил я.

Гугол не успел раскрыть рот, как Сигизмунд ответил оскорбленно:

– Нечестивой, ваша милость. Какой же еще? Мощь бывает либо от Всевышнего, либо от дьявола. Другой мощи нет. Но Господь Бог не станет одарять силой безвестные камни. Нет, этот камень наверняка впитал немало крови христианских младенцев...

Гугол сказал громко:

– Сиг, опомнись!.. Вера Христа пришла сюда поколение тому назад. А эти камни уже тысячи лет торчат из земли. И всегда торчали...

Сигизмунд огрызнулся:

– А я как сказал?

– Ты сказал, христианских.

– А младенцы, – отрезал Сигизмунд, – все христианские! С рождения. Это потом их делают... ну, нехристями.

Гугол двинул узкими птичьими плечами, с таким редким доводом спорить трудно, повернулся в седле в мою сторону.

– В этих камнях странная мощь. Никто не знает, то ли древние колдуны ее туда упрятали, то ли они сами вобрали мощь от солнца... А может, и сейчас вбирают?

– Э-э! – сказал Сигизмунд предостерегающе. – А ты откуда знаешь? Надо бы отцам-инквизиторам порасспрашивать тебя самого...

– То ли от звезд и нечестивой луны, – продолжил Гугол уже торопливее, он тоже не жаждал разговора с инквизицией, – но эти камни... Чаще всего это просто камни. На перекрестке дорог между Галли и Алемандрией тоже стоит один... Крестьяне говорят, что иногда над ним собираются тучи, молнии долбят в него, словно куры по ореху, стоит страшная гроза... потом все стихает. Бывает, что среди зимы вдруг вокруг него начинает таять снег и лед, земля покрывается зеленой травой... Священники трижды кропили святой водой, читали литургию, но не помогло. Тогда его просто промяли и велели о нем забыть. Так что пусть ваша милость не винит свой молот.

Конь прошел мимо камня, не чувствуя его магической мощи. Я оглянулся, камень медленно удалялся, ничем неотличимый от остальных таких же глыб.

Откуда он свалился, гад?.. Близко гор нету... Сигизмунд скромно усмехнулся, но не ответил, Гугол начал с преувеличенным вниманием рассматривать горизонт. Я со стыдом вспомнил, что ледники и у нас камешки притаскивали на своем горбу, а потом, растаяв, оставляли, обкатанные со всех сторон, посреди степей, чтобы печенеги да половцы ломали головы. Гугол сказал наставительно:

– Вы храбрый человек, сэр Ричард!.. Зачем вам знать, что существуют другие силы, кроме человеческих да бычьих мускулов?

– Да-да, – пробормотал я. – Я как раз такой. Ура, шашки наголо и еще раз ура...

– Вот-вот, – одобрил Гугол. – Не рыцарское это дело знать, что магия может таскать камни и потяжельше. И что магия может вообще многое...

Сигизмунд наконец уловил какой-то подвох, засопел. Его конь пошел рядом с конем Гугола, а Сигизмунд начал не столько прислушиваться, все равно не поймет, но присматриваться к хитрой роже Гугола. Гугол сразу посерьезнел, подобрал поводья и выпрямился.

Я держался и в этом Варт Генце, как надлежит руководителю похода: улыбался, показывал нечищеные зубы, ехал с гордо выпрямленной спиной, но все мои фибры предупреждали об опасности. Как кошку или муравья нечто предупреждает о скором землетрясении.

День был настолько жаркий, что мы прятались от зноя, как собаки от мух, весь полдень, даже поспали всласть, но зато я решил, что в состоянии ехать ночью. По крайней мере, прихватить ее часть, благо луна огромная и полная, заливает всю долину серебристым светом, видно каждую травинку, каждого жучка и паучка.

Воздух стоял теплый, как свежесдоенное молоко, не колыхнется, от земли поднимаются пряные запахи, все травы здесь пахучие, любую в суп клади, а звезды на выпуклом небосводе яркие, блистающие, половина подмигивает, мерцает, что-то настойчиво старается втолковать, пояснить, передать, сообщить...

Я ехал, задумавшись, потом тишину нарушил легкий вскрик Сигизмунда. Я видел, как он насторожился, рука в латной рукавице поползла к рукояти меча. Конь под ним тоже фыркал и прядал ушами. Залитая лунным том на темном небе четко выделялась сторожевая вышка на высоких столбах. Внизу два домика, от коновязи доносится тихое ржание. Я взял молот в руку, в это время из темноты раздалось:

– Мы вас видим!.. Вам проще спешиться. Коней оставьте у коновязи, а в доме есть еда и пиво.

Сигизмунд взглянул на меня. Я спросил:

– А если не спешимся?

Голос ответил с издевкой:

– Времена сейчас нелегкие... По три стрелы в каждого хватит?

– Даже много, – ответил я. – Мы принимаем любезное приглашение.

Сигизмунд сдавленно ругался, лицо кривилось, ладонь то и дело прыгала к мечу. Мы отряхнули на крыльце пыль с одежды. Из комнаты доносились сильные грубые голоса, кто-то заорал песню. Когда я распахнул дверь, песня оборвалась. В помещении дымно и жарко, но воздух сухой, за широким столом человек десять крупных мужчин, все в кольчугах, у троих поверх кольчуг стальные панцири.

Я ощутил на себе десяток пар глаз. Один заорал ликующе:

– Кого нам Христос послал!

Второй сказал вопросительно:

– Они?

– Да, – сказал первый, – те самые, беглые. Повесим их сразу?

– Нет, – решил второй. – Сперва пусть расскажут, чего они тут делают.

Они широким жестом пригласили нас за стол. Сигизмунд стоял, вызывающе выдвинув челюсть «а-ля селот», грудь вперед, взор выбирает жертву, с кого начать.

Мы с Гуголом сели, Гугол сразу придвинул к себе блюдо с жареным мясом, вытащил нож. Первый кус предложил мне, я отказываться не стал, я ж в этой формации вроде бы имею право даже на первую брачную ночь, только вот все не на ком свои права использовать, а Сигизмунд после достойной паузы тоже опустился за стол. Нож в его руках был точно такой же, как и у Гугола, но почемуто у него он выглядел очень опасным.

Вскоре половина гуляк потеряла к нам интерес о разговоры возобновились, только первые двое стражей рассматривали нас с явным подозрением. Первый сказал серьезно: