Андрэ Нортон - Год Единорога

Дерево загорелось, но не ярким пламенем, а, скорее, затлело. Херрел трижды ударил мечом, и каждый раз его острие глубоко погружалось в кучу корней. И, наконец, вверх поднялся маленький язычок пламени и в небо потянулся серовато-белый столбик дыма.

Херрел поднял голову. Глаза его блестели зеленым и тени скользили по лицу. Но перед нами никого не было, а он все стоял с обнаженным мечом в руке. Наконец он повернул ко мне голову и сказал:

— Их влечет сюда…

Я встала. Он не пошевелился, чтобы помочь мне спуститься с земляного холма. Казалось, он был прикован к своему месту. Я подошла к нему и протянула ему свою правую руку. В левой руке я сжимала кварцевый флакончик.

— Твой меч, воин.

Херрел с трудом пошевелился, словно борясь с чем-то, чтобы протянуть мне меч. И мы стали ждать, стоя возле костра. Луна освещала дорогу, но там ничего и нигде не двигалось, насколько я могла видеть. Через некоторое время Херрел заговорил, и его голос прозвучал так, словно он находился далеко от меня.

— Они идут.

Как близко были они или как далеко? Когда я должна была использовать защиту, которую давали мне несколько капель золотистой жидкости? Я вытащила пробку и приложила флакончик к губам.

— Они скоро…

Я выпила. Жидкость была острой и неприятно щипала язык. Я быстро проглотила ее. Дорога недолго оставалась пустой. Это были не звери и птицы, как я ожидала, несмотря на предупреждение Херрела, а множество изменяющихся форм и фигур: от воина к лошади, которая оседала и превращалась в ползущее чудовище; чешуйчатый дракон, вставший на дыбы и превратившийся в человека, но в человека с крыльями на плечах и лицом демона. Все беспрерывно изменялось, и мне стало ясно, что я была слишком самоуверенна. Как я могла среди такого множества издевающихся надо мной масок найти Хальзе? Если моли не поможет моему двойному зрению, я буду побеждена прежде, чем начнется борьба. Я постараюсь сосредоточить свое внимание на одной какой-нибудь фигуре в этом хаосе растворяющихся и снова меняющихся существ. А потом…

Из моей руки, сжимающей рукоятку меча Херрела, вылетело голубое пламя и окутало клинок. И я увидела…

За сетью изменяющихся форм я увидела группу человекообразных существ, которые сконцентрировались на том, чтобы сохранять эту колдовскую картину, которую они сплели.

— Я вызываю вас! — громко сказала я.

— Всех или одного?

В действительности ли я услышала это, или это был только мысленный ответ, который я восприняла?

— Одного, от которого зависит все.

— И что это за «все»?

— Мое другое «я»!

Я изо всех сил удерживала свое двойное зрение. Хальзе, да, я нашла его, был слева от того места, где я стояла.

— Ты назовешь имя, колдунья?

— Я назову имя.

— Согласны.

— Согласны во всем? — продолжала настаивать я.

— Во всем.

— Тогда… — я указала мечом на Хальзе — я называю среди вас Хальзе!

Тени забурлили и забушевали еще сильнее, затем они слились и исчезли. Перед нами стояли люди.

Хирон вышел вперед.

— Ты назвала имя правильно. Что ты требуешь теперь?

— Это требование — одно из моих прав, — моя рука скользнула по рукоятке меча и я протянула его Херрелу, чьи пальцы в то же мгновение перехватили рукоятку.

— Да будет так! — Хирон говорил так, словно оглашал смертный приговор и это относилось к нам, а не к одному из его спутников. — По обычаю отряда? — спросил он Херрела.

— По обычаю отряда.

Теперь все мужчины задвигались. Хирон снял накидку со своих плеч и положил блестящую шкуру лошади на дорогу. Харл и трое других сняли шлемы и положили их по углам накидки, так что гербы их были обращены внутрь. На расстоянии одного метра от края накидки четверо мужчин глубоко в почву вонзили четыре меча. Четыре других накидки скатали валиком и положили между мечами так, что образовался четырехугольник.

Хальзе отложил свой щит и накидку в сторону и подошел к накидке Хирона. Херрел встал перед ним. Хальзе улыбнулся. Я уже видела у него такую улыбку и возненавидела его за нее, улыбку того, кто уже протянул руку, чтобы схватить то, что уже считал своим.

— Итак, у нее гораздо больше сил, чем мы думали, неудачник. Но теперь она допустила ошибку, потому что выбрала меч и тебя, чтобы действовать им.

Херрел ничего не ответил. Лицо его было лишено всякого выражения. Он бросил взгляд на Хирона, который вышел в центр лошадиной шкуры и теперь стоял между двух бойцов.

— Это поле боя. Вы будете сражаться, пока у одного из вас не пойдет кровь или один из вас не переступит край поля боя. Тот, кто хотя бы одной ногой переступит край, считается сбежавшим с поля боя и все права на победу переходят к другому.

Потом он повернулся ко мне.

— Если ты потеряешь своего бойца, ты будешь принадлежать нам, и мы сделаем с тобой все, что захотим.

Я знала, что он имеет в виду: они отдадут остатки моих жизненных сил своей фальшивой Джиллан. И это наполнило меня еще большим страхом. Но я надеялась, что он не сможет прочитать по моему лицу, каких усилий мне стоило отвечать ему холодным тоном.

— Если ваш боец будет побит, мой лорд, вы добровольно отдадите мне то, что вы похитили у меня. Это наш договор.

И хотя я не задала ему больше ни одного вопроса, он сказал:

— Это наш договор, — потом взмахнул платком в воздухе и крикнул: — Давай! — и спрыгнул с накидки.

Я не боец, который понимает толк во владении мечом, и я думала, что всадники, которые ходят в битву в обличье животных, вряд ли хорошо владеют оружием. Но, оказывается, они умели сражаться не только зубами и когтями, но и мечами.

Они кружили друг возле друга и не спускали друг с друга глаз. Лишь изредка атаковали, чтобы проверить силу и ловкость противника. Медленное начало внезапно перешло в дикий танец и быструю смену ударов и контрударов звенящими мечами. Вел ли себя при этом Херрел правильно, я не знала. Но крови не было, и хотя однажды Херрел на полступни сошел с накидки, он снова быстро вернулся на свое место.

Какое-то время я была так захвачена этой смертоносной игрой, что кроме этого не замечала ничего, что происходило вокруг меня. Может, это была сила моли, которая обострила мой разум, но я внезапно осознала, что вокруг поля боя сконцентрировалась объединенная воля всех остальных. Может быть, эта злая воля и не могла физически ослабить Херрела, но она, как облако, нависла над ним и желала его поражения. Я сама очень хорошо ощущала желание этих людей, а Херрел давно уже не ставил свою жизнь ни во что. Его гнев и необходимость заставляли его забыть обо всем и обо всех, но он все же оставался достаточно чувствительным, и в нем стали прорастать семена сомнения.

Я снова попыталась использовать свою волю в качестве оружия, на этот раз для того, чтобы применить ее как щит против злой воли отряда. И тут я сама испугалась, тут было нечто, что почти превосходило мои силы.