Терри Гудкайнд - Третье правило волшебника, или Защитники Паствы

– О! Да, конечно! Пойду гляну, как там наши друзья. – Он потеребил серебряный кант на рукаве. – Ты ведь недолго?

– Нет, я скоро выйду. Давай иди глянь, нет ли их где поблизости.

Когда входная дверь за Уорреном закрылась, Спрул оглянулся на Верну.

– Ответ будет тот же. Я же сказал, что...

Верна показала ему золотую монету.

– Ну а теперь, мастер Спрул, у нас будет серьезный разговор. И на все мои вопросы вы дадите исключительно правдивые ответы.

– Почему вы его отослали? – подозрительно нахмурился Спрул.

Любезную улыбку Верны сняло как рукой.

– У мальчика слабый желудок.

Могильщик неуверенно провел напильником по лопате.

– Я сказал правду. Если хотите, чтобы я солгал, скажите, что хотите услышать, и услышите это.

Верна бросила на него грозный взгляд:

– Даже не думай мне лгать! Может, ты и сказал правду, только не всю. И сейчас ты мне расскажешь все до конца – либо в обмен на мою признательность, – Верна с помощью Хань вырвала из руки могильщика напильник и подкинула вверх, – либо в благодарность за то, что я избавлю тебя от весьма неприятных ощущений.

Напильник со свистом упал и вонзился в землю у ног могильщика. Наружу торчал только раскаленный кончик. Верна усилием воли вытянула напильник в тоненькую проволоку. Раскаленный добела металл осветил испуганное лицо могильщика.

Верна повела пальцем, и ниточка раскаленной стали затанцевала, повторяя его движения. Верна согнула палец, и проволока обернулась вокруг оторопевшего могильщика всего в паре дюймов от тела.

– Одним движением я могу связать тебя ею, мастер Спрул. – Верна подняла руку, и на ладони у нее заплясал язычок пламени. – А связав, буду поджаривать тебя по дюйму до тех пор, пока ты не выложишь все.

– Прошу вас... – Верна слышала, как стучат его зубы. Подбросив свободной рукой золотую монетку, Верна улыбнулась ему улыбкой, лишенной даже намека на теплоту.

– Либо, как я уже сказала, ты можешь рассказать мне правду в обмен на вот это выражение моей признательности.

Могильщик поежился, но деваться было некуда.

– Кажется, я что-то припоминаю. Я буду рад, если вы позволите мне рассказать все как на духу.

Верна обратила танцующий на ладони язык пламени в его противоположность, то есть в жгучий холод. Проволока мгновенно остыла, стала черной и рассыпалась в пыль.

Верна вложила в дрожащие пальцы могильщика золотой.

– Прошу прощения. Кажется, я испортила напильник. Надеюсь, этого хватит, чтобы покрыть его стоимость.

Могильщик тупо кивнул. Скорее всего столько он не зарабатывал и за год.

– У меня есть другие напильники. Ничего страшного.

Верна положила руку ему на плечо.

– Ну, мастер Спрул, рассказывай, что ты припомнил. – Она чуть сильнее сжала ему плечо. – Все-все, до мелочей, даже если они покажутся тебе малозначительными. Ясно?

– Хорошо. – Голос могильщика был хриплым. – Расскажу все как есть. Как я уже говорил, работу делал Хэм. Я ничего о ней не знал. Он сказал лишь, что ему нужно вырыть могилу по заявке Дворца, и все. Хэм вообще молчун, так что я об этом и думать забыл. А вскорости после этого он и заявил, что уезжает жить к дочери. Об этом я тоже уже говорил. Он и прежде частенько мечтал, как уедет к дочке прежде, чем ему самому надо будет рыть могилу. Но денег у него не было, а дочка тоже не слишком богата, поэтому я на его слова особого внимания не обращал. Но тут он купил осла, отличного осла, доложу я вам, и тогда я понял, что он действительно уезжает. Перед отъездом он пришел ко мне с бутылкой. Дорогая выпивка, такой мы с ним сроду не баловались. Так-то он молчун, Хэм, но когда выпьет, все мне выкладывает. Нет, чужим он никогда ничего не говорит, он мужик надежный, но мне, когда выпьет, все выдает как на духу.

Верна убрала руку.

– Понимаю. Хэм хороший человек и твой друг. Я не хочу, чтобы ты подумал, будто предаешь своего друга, Милтон. Я сестра Света. Ты не сделаешь ничего плохого, рассказав мне об этом, и тебе не надо бояться, что из-за этого у тебя будут неприятности.

Могильщик кивнул. Слова Верны явно его успокоили.

– Ну вот, сидели мы с ним за бутылочкой и толковали о старых добрых временах. Он уезжал, и я знал, что буду скучать по нему. Ну, вы понимаете. Мы знаем друг друга давным-давно. Не то что мы не...

– Вы были друзьями. Я понимаю. Так-что он сказал?

Спрул расстегнул воротник, как будто ему стало душно.

– Ну, сидели мы с ним, выпивали, переживали, что расстаемся. Выпивка оказалась покрепче той, к которой мы привыкли. Я спросил, где живет его дочка, куда послать ему деньги за работу во Дворце, чтобы он получше устроился на новом месте. Мне ведь оставалась мастерская, и я никуда не собирался уезжать. Но Хэм отказался, сказал, ему ничего не нужно. Не нужно! Ну, тут уж меня разобрало любопытство. Я спросил, откуда у него деньги, а он ответил, что накопил. Ха! Да Хэм сроду ничего не копил! И если у него есть деньжата, значит, он их только что получил и еще не успел потратить, вот так! Ну, тут он мне и велел непременно отправить счет во Дворец. Очень настаивал. Наверное, потому что ему было стыдно оставлять меня одного. И я спросил: «Хэм, а кого ты положил в землю во Дворце?»

Мильтон приблизился к Верне и понизил голос до шепота.

– «Никого я не зарывал, – ответил мне Хэм. – Наоборот, вырыл».

Верна схватила могильщика за воротник:

– Что?! Вырыл? Выкопал чей-то труп? Он так и сказал?

Мильтон кивнул:

– Ага. Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы мертвых выкапывали? Закапывать их в землю, это я понимаю, частенько приходится это делать, но наоборот? От одной мысли становится тошно. Похоже на святотатство. Но к тому времени мы уже изрядно поднабрались, выпивая за старые добрые времена, поэтому не стали останавливаться на этом вопросе.

У Верны в голове царил полный сумбур.

– Чей труп он вырыл? И кто его нанимал?

– Хэм сказал «по требованию Дворца», и все.

– Когда это было?

– Довольно давно. Не помню... Нет, погодите, это было после зимнего солнцестояния, где-то вскорости после него, может, дня через два.

Верна тряхнула его за воротник.

– Чей был труп?

– Я у него спросил. Спросил, кого это сестры захотели достать обратно. Он ответил: «Мне не сказали. Я просто достал их, завернутых в чистенький саван, и все дела».

Верна еще крепче вцепилась ему в воротник.

– Вы уверены? Вы ведь пили. Это вполне могла быть пьяная фантазия.

Могильщик затряс головой:

– Нет, клянусь. Хэм никогда не сочинял и не выдумывал, когда выпьет. Наоборот, всю правду выкладывал. Не важно, какой грех он совершил, в пьяном виде он мне всегда исповедовался. И я помню все, что он мне тогда рассказал. Ведь это была последняя ночь, которую я провел со своим другом. Как же ее не запомнить. Он сказал, чтобы я непременно отнес счет во Дворец, только выждал сначала неделю-другую, поскольку они там, во Дворце, сейчас заняты. Так они ему сказали.