Джулия Джонс - Измена

— Ровас раньше дружил с ним — или, скорее, у них были общие дела. Контрабандист должен иметь связи среди военных, чтобы избежать обысков и конфискаций. Чтобы на его дело смотрели сквозь пальцы. Но капитан стал жадничать и вместо всегдашнего вознаграждения потребовал доли в доходах. Ровас отказал ему и с тех пор лишился возможности возить свои товары в Хелч — капитан отдал приказ их перехватывать.

— И Ровас хочет, чтобы я избавил его от затруднений.

— Капитан и твой враг, не только его.

— Похоже, я подвернулся как раз вовремя, — не скрывая злости, сказал Джек.

— Скорее для меня, чем для Роваса. — Тарисса прошла еще несколько шагов и повернулась лицом к ветру. — В тот день капитана должна была убить я.

Ночь вдруг стала глубже, темнее и сделалась тесной, как пещера.

— Почему ты?

Тарисса запахнулась в шаль и потупилась.

— Джек, не заставляй меня отвечать.

Он схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.

— Почему ты? Ровас в тот день был на холме — он мог бы сам застрелить капитана.

Тарисса, не поднимая глаз, покачала головой.

— Я лучше стреляю из длинного лука.

— Лжешь.

Тарисса высвободилась, отвернулась от него и крикнула:

— Ну хорошо! Если уж тебе так надо знать, он грозился выгнать нас с матерью из дома, если я этого не сделаю.

Остолбенев, Джек уставился ей в затылок. Как может человек так поступать? Как мог Ровас угрожать тем, кого любит? Плечи Тариссы тряслись — она плакала. Джеку хотелось обнять ее и защитить. Он уже протянул руки, но тут у него мелькнула темная мысль. И он, не успев спохватиться, высказал ее вслух, произнеся слова менее чем на ладонь от ее уха:

— Ровас для того хотел заставить тебя убить капитана, чтобы покрепче привязать тебя к себе. Если бы ты это сделала, у него было бы чем тебя припугнуть. Вы с Магрой не смогли бы уйти от него из страха, что он тебя выдаст. Ему важно не столько убийство, сколько власть, которую он приобрел бы благодаря этому.

Тарисса, перестав плакать, медленно обернулась к нему.

— Напрасно ты так говоришь, Джек. Это неправда. Неправда, и все тут. — Ее голос звенел, готовый сорваться. — Никогда больше не говори так. Никогда. — И она убежала, пригнув голову от ветра, а шаль хлопала у нее за спиной.

Джек посмотрел ей вслед. То, что он сказал, было правдой, и они оба знали это.

Еще глоток — и он, быть может, добьется своего. Таул потянулся к меху. Эль — чистое золото и стоит, должно быть, дорого. Но это не важно. Главное — забыться.

Но сколько бы он ни пил, как бы неистово ни дрался, что бы ни делал — забыться ему не дано. Анна и Сара, малыш, а после Бевлин — все они доверились ему, а он их предал. Он потерпел крах как мужчина, как брат и как рыцарь. Все, что было ему дорого, ушло, и осталась лишь оболочка, холодная и глубокая, как могила. Но в могиле хотя бы обретаешь покой — так сказал ему мудрец.

Таул не мог сказать, сколько дней, недель или месяцев прошло со смерти Бевлина. Все слилось в одно мутное пятно, где разными были лишь лица мужчин, с которыми он дрался, да сорта эля.

Но и эль действовал на него все слабее. Три меха он выпил за вечер, но рука у него твердая, точно дуб, шаги ровные, как у городского стражника, а ум ясен и остер, как битое стекло.

Собственное тело предавало его. Оно насмехалось над ним, дразня его своей мощью, твердостью мускулов, гладкостью кожи и туго натянутыми жилами. Это неправильно. Он теперь получеловек, и тело его должно быть таким же.

Два образа въелись в его мозг не хуже, чем кольца в его плоть. На что бы он ни смотрел, перед глазами у него вставали то выжженный кусок земли, где был когда-то их дом, то окровавленное тело. Никакая драка и никакой эль не могли отогнать этих видений. В Вальдисе говорили: «Человек расплачивается за свои грехи в будущей жизни, а рыцарь — и в настоящей, и в будущей». Раньше Таул этого не понимал, а теперь понял.

— Пошли, Таул. Мы опоздаем, если ты не поторопишься. — Корселла схватила его за руку и вытащила на улицу. Она ошибалась, думая, что он пьян. Хотел бы он напиться пьяным.

— Пусть уж он допьет этот мех, милочка, — сказала госпожа Тугосумка. Эта женщина что-то замышляла. Она забрала у него нож, а теперь подстрекала его пить.

Они вошли в тень дворца и направились в центр большой, мощенной плитами площади. Там журчали три украшенных позолотой фонтана и стоял темноволосый, крепкого сложения человек. Он выступил вперед и поклонился:

— Добрый вам вечер, дамы. Здорово, приятель.

— Я тебе не приятель, — резко сказал Таул, перекрывая хихиканье женщин.

— Тогда позволь представиться. Я Блейз, герцогский боец. — И он умолк, полагая, что этим все сказано.

Таул повернулся к Тугосумке:

— Вот, значит, что ты задумала. Мало ты на мне нажилась?

— Дорогой мой Таул, я забочусь только о твоих интересах. — Рука Тугосумки взмыла и опустилась на грудь, словно раненый мотылек.

Блейз выгнул свою черную бровь:

— Я понимаю твое нежелание, Таул. Кому хочется потерпеть поражение?

Тугосумка и ее дочка согласно вздохнули.

— Хочешь раздразнить меня, да? — сказал Таул. — Дешевый это трюк со стороны человека, носящего столь дорогие одежды.

Блейз, и не думая оскорбляться, взглянул на рукав своего расшитого камзола.

— Я ношу их благодаря своим победам. Ты можешь добиться того же. Если, конечно, не окажешься в саване, — пожав плечами, добавил он.

— Что, славу подновить требуется? Нужна победа над достойным противником? Тут я тебе не помощник. Не намерен прокладывать кому-то дорогу к славе. — Таул повернулся и зашагал прочь.

— Это меня нисколько не удивляет, друг мой. Разве может привести к славе тот, кто покрыл себя бесславием?

— Что ты хочешь этим сказать? — резко обернулся Таул.

— Я слышал, будто ты — вальдисский рыцарь и бои в ямах не самый худший твой грех.

Миг — и Таул вцепился Блейзу в горло. Он знал, что тот только этого и добивается, но ему уже было все равно. Его душевная рана была слишком свежа, чтобы сыпать на нее соль. Пальцы Таула впились в намасленную душистую кожу. Мускулы под ней были как сталь. Женщины раскудахтались, как напуганные курицы. Таул нашел два уязвимых места под самой челюстью — и получил тычок ножом в бок.

— Пусти меня, — прохрипел боец, подкрепив свои слова новым, более чувствительным тычком.

Краем глаза Таул увидел, что к ним приближаются два стражника с копьями наготове — их, должно быть, привлекли женские вопли. Таул отпустил Блейза, ненавидя себя за трусость.

Даже теперь, когда ему незачем жить, что-то побуждает его спасать себя. Чего ради?

Блейз махнул рукой, прогоняя стражников.

— Ты выбрал неподходящее время и место, — сказал он Таулу. — Ровно через неделю я буду ждать тебя в яме к югу от дворца. Там мы сможем закончить то, что начали. — Он картинно отер кровь с ножа. — Если, конечно, тебе дорога твоя честь.