Коллектив авторов - Пути и перепутья

— Чай будете?

— Да, не откажусь. — На душе у меня было так тошно, что хотелось сделать хоть что-нибудь — например, промочить горло.

Наполнив электрочайник водой, Харламова включила его в сеть, поставила на стол чашки и пакеты с печеньем и мармеладом и вновь заговорила:

— Рассказываю я быстро, а продолжалось это все несколько лет. С каждым новым днем Машка теряла веру в себя. Тем временем подросла Наташа. Она вроде бы не бредила театром так, как мама в ее возрасте, но была смышленой, доброй и веселой. В основном воспитанием девочки занималась Вера Васильевна: театр отнимал у Машки почти все время. Но то недолгое время, которое проводила с дочкой, она старалась быть хорошей матерью. Мы часто собирались по выходным вместе — Вера Васильевна, Машка, Наташа и я. Мамы моей уже нет, с личной жизнью у меня как-то не сложилось, так что Перевезенцевы заменили мне семью…

Елена снова помрачнела. Чайник засвистел; она поставила его на стол и протянула мне чайный пакетик:

— Сделайте, как вы любите, — проговорила она, и когда я утопила пакетик в чашке, продолжила рассказ. — Однажды в наш город приехал Сафаров — специально для того, чтобы встретиться с Машкой. Сказал, что собирается снимать фильм о том, как ребенок воспринимал эпоху репрессий. Главную роль хотел отдать Наташе, а Машке — эпизодическую роль ее матери, которая сходит с ума после ареста мужа. Сразу предупредил: фильм будет очень тяжелым, и юной артистке будет нужна всесторонняя поддержка мамы-актрисы — и для того, чтобы справиться с ролью, и для того, чтобы сбрасывать нервное напряжение после съемок.

Харламова немного помолчала и взглянула мне в глаза:

— Знаете, лично я категорически против того, чтобы дети, особенно маленькие, выполняли взрослую работу. Но жизнь есть жизнь: они играют и в театре, и в кино. Так что, наверное, самое важное тут — объяснить ребенку, что его актерский опыт — неважно, удачный или нет, — не имеет абсолютно никакого значения для взрослой жизни и карьеры. Более того, режиссеры и продюсеры не любят детей-звезд, и почти никому из них не удалось повторить успех, став взрослым…

— А как к этому предложению отнеслась Вера Васильевна?

— Она тоже беспокоилась за внучку. Но понимала и то, что для дочери это, возможно, последний шанс, поэтому не возражала. А Машка клятвенно всех заверяла, что будет очень внимательно присматривать за Наташей и заботиться о ней. Бюджет будущего фильма был очень приличным по нашим меркам, готовились к съемкам тщательно, и Машка почти каждый день репетировала с Наташей.

Елена закусила губу, прикрыла глаза и несколько минут сидела молча, а потом заговорила негромким бесцветным голосом:

— Я часто думаю, как все повернулось бы, если бы не… Но будущее никому неведомо. В разгар подготовки к съемкам фильма Сафарова меня тоже пригласили сниматься в кино. Впервые за все годы карьеры — и сразу на главную роль! Я еще в училище поняла, что мне, травести, всероссийская слава не светит, да и талант у меня не так чтоб очень, если честно. Но мечтать-то никто не запрещает! Понимала, что сценарий слабоват, но, когда снимали «Бриллиантовую руку», в ее успех абсолютно никто не верил, а вот как получилось. Работать мне предстояло в Белоруссии, и главреж — великое ему спасибо! — меня отпустил без единого возражения. Уезжала я словно на крыльях; мне казалось прекрасным совпадением, что и мне, и Машке повезло в одно и то же время. Эх, если б знать…

Мне отчаянно захотелось оказаться в любом другом месте — да хоть на Северном полюсе! Все, что угодно, лишь бы не слышать дальнейшего!.. Да и Елене явно не хотелось вспоминать. Что уж говорить, лучшая подруга, почти сестра. И такое… Но заварила эту кашу именно я, так что придется расхлебывать. Непослушными губами я спросила:

— Значит, вы не были очевидцем…

— Нет, не была. Говорю же — в Белоруссии снималась. Просто однажды вечером позвонила Вера Васильевна. Сказала, что продюсер принял решение заменить Машу и Наташу на известную московскую актрису и ее дочь. Все было вполне цивилизованно: Машке даже выплатили неустойку за расторжение контракта. Но мечту деньгами не измерить… Вера Васильевна попросила меня позвонить Машке, поддержать, утешить. Я так и сделала — но она не ответила и в первый вечер, и во второй. А потом я закрутилась…

Харламова стиснула кулаки так, что костяшки побелели:

— А еще через несколько дней мне снова позвонила Вера Васильевна — как всегда, спокойная и сдержанная. Сказала, что Маша сошла с ума, посадила Наташу в мешок и бросила в Волгу прямо на центральной набережной — в разгар дня, в присутствии многочисленных свидетелей. А потом явилась в театр и гордо заявила, что убила дьявола, который мешал ей сделать карьеру… Сначала я решила, что это шутка — очень дурная, но шутка. Машка просто не могла… А когда поверила… — Елена встала, отошла к окну и долго там сморкалась, зло сжимая кулаки и отчаянно кусая губы. Я тоже сидела тише воды, ниже травы, руки у меня подрагивали. Нет, даже представлять не хочу, как можно взять собственного ребенка, посадить в мешок…

Наконец Елена продолжила:

— Я хотела вернуться, помочь… Но Вера Васильевна сказала: «Леночка, ни Машу, ни Наташу ты уже не спасешь, а я — старуха, моя жизнь закончится. Съемки — твой шанс. Нельзя жертвовать будущим ради прошлого…» В общем, когда я вернулась в Заволжск, все уже было кончено. Машку признали невменяемой и поместили в спецлечебницу. В Волге нашли тело Наташи, Вера Васильевна опознала внучку и похоронила ее. А мои надежды, как и следовало ожидать, не сбылись; фильм, который отнял у меня лучшую подругу и ее дочь, оказался никому не нужен. Все по справедливости. Никогда себе не прощу…

— По-моему, вы слишком жестоки к себе, — осторожно сказала я. — Вы верно сказали: будущее никому неизвестно. Если бы вы знали, как повлияет на Машу расторжение контракта, то конечно, вернулись бы. Но вы не знали — и знать не могли. Чужая душа — потемки, а острый психоз абсолютно непредсказуем.

— Я это каждый день себе повторяю, но помогает хреново, — Елена грустно улыбнулась. — Знаете, что самое страшное? Вера Васильевна считает, что ей повезло! Она не знает, где похоронены дед, отец и дядя, но может ходить на могилу внучки! Я, конечно, помогаю, чем могу. Мы вместе Машку навещаем. Она нас не узнает, но вдруг от наших визитов у нее когда-нибудь что-то в мозгах перемкнет? Хотя, наверное, лучше не надо… Раз в месяц на кладбище ходим. Я деньгами помогаю: поначалу Вера Васильевна жила на деньги за расторжение контракта, а сейчас все сложнее, конечно… Но что бы я ни делала — главного это не исправит.

Мне было мучительно стыдно за свою подлую ложь, за то, что любопытными грязными лапами влезла в чужое неизбывное горе, которому никто, никто не может помочь. Очень хотелось поскорее уйти, но на меня накатила страшная слабость. Даже руку поднять было непросто поэтому я спросила: